"Речь не о перевязке"
Сигнал о том, что на поле боя тяжело раненный боец, приходит всегда неожиданно, поэтому реакция тех, кто будет его вытаскивать, должна быть молниеносной — счет часто идет на минуты. Как правило, мобильные группы едут на вызов и забирают пострадавшего, которому уже оказали первую помощь (между первой и медицинской помощью есть принципиальное различие, первая помощь — это то, что может сделать человек без медицинского образования, прошедший соответствущие курсы, — наложить жгут, повязку, зафиксировать конечности — прим. ТАСС). Таких раненых, привезенных "на жгутах", как выражаются в группе эвакуации, медики называют первичкой, говорит старший группы эвакуации с позывным Сабир, координирующий работу медиков в Курской области.
"Поскольку военные действия — это логистика, большие территории и протяженность, сопряженная с опасностью, стабилизационный пункт — одна из точек на всем этом этапе, завязанная в организацию военной медицинской службы, где пострадавший боец получает необходимую промежуточную помощь. Речь идет не о перевязке. К нам, конечно, попадали ребята первички, когда человеку не оказали никакой медицинской помощи, он приехал "на жгутах" или вообще без них. Тогда мы сразу грузим его в машину и отвозим в ближайший безопасный населенный пункт к медикам. Есть и вторичка — мы забираем бойцов, которые уже получили квалифицированную медпомощь в своих подразделениях. Их нужно вывезти в безопасные медпункты подальше от линии фронта", — рассказывает он.
Самая главная задача прифронтовых пунктов лежит в названии. Стабилизировать раненого — значит не позволить человеку умереть, передать его в стационар, где уже в спокойной, безопасной обстановке будут ставить на ноги. Чаще всего "в полях" останавливают кровотечение, а еще — фиксируют поломанные конечности, накладывают повязки, дают обезболивающие.
Стабилизационные пункты в первые дни атаки ВСУ на Курскую область развернул Национальный центр помощи пропавшим и пострадавшим детям при координации МЧС России. Медики обеспечены автомобилями, РЭБ-системами, дрон-детекторами, медикаментами.
"Сейчас, например, сезонное пошло, нужны медикаменты от ОРВИ, гриппа, пошла потребность в антибиотиках общего действия и противовирусных. Есть, естественно, обезболивающие, бинты, реанимационное оборудование. Все, что ребята просят, мы это делаем", — рассказал замдиректора Национального центра помощи пропавшим и пострадавшим детям Сергей Цапенко.
Этих медикаментов у переднего края, говорит Сабир, несравнимо больше, чем в аптечке, которая у бойцов в окопе. "У нас одних медикаментов — две-три машины. Это все необходимое для спасения жизни. У нас есть все для механических способов остановки кровотечения, обезболивающие, средства иммобилизации и главное — способность организовать эвакуацию".
10 лет осознанной практики
Эвакуация — это не просто "погрузил — стабилизировал — передал". Чтобы организовать работу, медикам эвакуационных пунктов нужно четко понимать, какие подразделения и на каких позициях работают, нужно познакомиться с начальниками медицинских частей, организовать бесперебойное взаимодействие, понимать, как безопаснее и быстрее проехать к точке передачи раненого. И это — не все.
"На начальниках медчастей завязано многое — заправка автомобилей, их техсостояние, обеспечение медикаментами, связь с подразделениями. При этом начмед должен быть грамотен с медицинской точки зрения, он должен знать свою работу, чтобы не допустить ошибок персонала, чтобы вовремя оказать помощь. Именно он координирует всю работу", — делится Сабир.
За время работы мобильных групп они эвакуировали более 1 700 мирных жителей и военнослужащих. Спасением тех, кто попал под прямой удар ВСУ, занимаются волонтеры пунктов со всей страны — от Кемерова и Новосибирска до Дагестана и Ленинградской области. До работы в Курске Сабир прошел два вооруженных конфликта. Именно на основе этого опыта удалось выстроить работу стабилизационных пунктов так, чтобы весь механизм — от приемки раненого до его передачи в госпиталь — работал бесперебойно.
"Первая моя война — 2008 год, Южная Осетия, потом Донбасс с осени 2014-го, СВО. В Изюме Харьковской области попали под удар HIMARS, целый "пакет" по нам отработал. Получил тяжелую контузию, и спину побило кирпичами от разрушившегося здания. Я был медиком на самых разных уровнях: оказывал помощь и в штурмовых подразделениях, и в окопах — фактически медик переднего края. А после я приехал в Курскую область. Сама работа у нас организована на очень высоком уровне — это результат 10-летней осознанной практики, по большей части на Донбассе", — сказал он.
По словам Сабира, его окружают не просто волонтеры, а высококлассные специалисты, люди, которых в Курскую область притянула клятва — помогать и спасать. "Врачи-реаниматологи из стационаров, хирурги — все профессиональные медики, которые в свое свободное время приезжают дежурить, помогать бойцам".
Курск
На вопрос о том, как медикам переднего края пришлось подгонять организацию помощи под ситуацию в Курской области, Сабир отвечает, что было довольно просто — настолько, насколько можно эту работу назвать простой. И проводит параллель с Донбассом.
"В Курской области за спиной у нас — целые дороги, неразрушенная инфраструктура, тепло, свет, магазины. А в Донбассе, чтобы выйти к куску асфальта, нужно километров 20 идти, там выжженная земля. В Курской области в этом плане проще с организацией работы, никаких корректив, наоборот, здесь больше удобств, которые позволяют сосредоточиться на первостепенных задачах", — поясняет он.
Медик подчеркивает и другой момент: вся материальная обеспеченность военных, медицинских и тыловых служб российской армии в ходе проведения спецоперации покрывает любые потребности. Оснащение бойцов и сопутствующих им служб превосходит то, в каких условиях люди находились в Донбассе с 2014 года, в частности, и в стабилизационных пунктах.
"Когда России пришлось вступить в этот конфликт, я увидел, насколько могут быть обеспечены эвакопункты. Этого в Донбассе не снилось даже. Любое материальное обеспечение — медицинские, военные или тыловые службы. Когда началась СВО, я просто ахнул от вида вооружений — гранатометы, артиллерийские системы, автомобили бронированные. Я в "Линзу" (бронированный санитарный автомобиль — прим. ТАСС) зашел, и у меня восторг. Там четыре лежачих места, на которых можно и вдвоем уместиться, полностью оборудованная и безопасная. В случае наезда на мину тебя не убьет. И медикаменты: где ты на Донбассе катетеры, наборы для интубации (введение специальной трубки в трахею с целью обеспечения проходимости дыхательных путей — прим. ТАСС), инфузию (инфузионная терапия — введение в организм медицинских растворов — прим. ТАСС) найдешь? Нигде. Если сам что-то закупишь хорошее, это быстро уйдет, потому что ну сколько купишь на свои деньги? Немного. И остаешься потом с ипэпэшками (индивидуальный перевязочный пакет — прим. ТАСС), жгутами и шприцами "пятеркой" и "двадцаткой" (шприцы объемом 5 мл и 20 мл — прим. ТАСС)", — говорит он.
В Судже, на которую пришелся самый жесткий накат ВСУ, осталось много мирных жителей. Сабир вспоминает, что в первые дни медикам удавалось помочь эвакуировать и гражданских. Украинские боевики всеми силами старались этому препятствовать.
"Первые дни вывозили даже из Суджи. Потом — все, дорогу перекрыли. Если видят, что кто-то едет, по дороге просто начинают долбить всем, что есть. Мирные под оккупацией сейчас находятся там. Те, кто выезжал, попадал к нам, в основном [ранения] были мелкими осколочными, от FPV", — рассказывает он.
Вытащить каждого
Медик стабилизационного пункта — это особый склад характера. Тут мало знать технику оказания помощи и строение человеческого организма. Они тоже бойцы, тоже на линии фронта — борются за то, чтобы вытащить каждого. Иногда именно упорство медиков, их желание не сдаваться спасает жизни.
"Есть ребята тяжелые, когда счет идет на минуты, — бывало и так, что мы увозили их в состоянии комы, с открытыми, закрытыми черепно-мозговыми травмами, травмами основания черепа, шейных отделов, либо с тяжелой кровопотерей, когда любая остановка с высокой долей вероятности приведет к смерти. И вот просто держали, качали "амбушкой" (мешок Амбу для выполнения временной искусственной вентиляции легких — прим. ТАСС) затрубленного — это когда воздуховод вставляется (чтобы обеспечить проходимость дыхательных путей — прим. ТАСС). Что мы только не делали, все зависит от ситуации, но всех, кого лично сами везли, довезли живыми, передали в больницы. Даже когда человек перестает дышать, мы его "качаем", нам главное — его довезти", — сказал он.
Линия боестолкновения растянута на тысячу километров, а русские бойцы упрямы и стойки — даже после тяжелых травм возвращаются в зону СВО. Поэтому неудивительно, когда те, кого медики в буквальном смысле спасали от смерти, вновь встречаются в строю.
"Попадая сюда, ребята, которых вытаскивали, говорят: "Брат, если ты здесь, мы уверены, что все будет обалденно! Мы к тебе везем". Отношение и доверие боевых товарищей, именно боевых — людей, которые знают на деле, что и как происходит, — это очень важно", — говорят работники эвакуационных пунктов, комментируя работу "Сабира".
Эти медики работают круглосуточно, как бригады скорой помощи. Если в данный момент с поля боя не прилетает весточка о том, что военным нужна эвакуационная машина, то этот транспорт будет стоять в ожидании вызова с прифронтовых территорий на удобной дорожной развязке.
"Наша работа — выезжать на "перед" (к линии фронта — прим. ТАСС), забирать пацанов, дежурить. И сейчас, пока я разговариваю с вами, кто-то из наших стоит, мерзнет на точке, ждет сигнала", — говорит Сабир.
И сигнал этот будет. И реакция на такой сигнал будет молниеносной.
Алена Пучнина, Юния Алеева
