Ей еще при жизни ставили памятники, и не только в родном Петербурге, но и, например, в Стокгольме. В честь нее называли школы, ей посвящали балеты, ее портретами украшали марки, открытки, журналы… И не было никого в целом мире, кто бы усомнился в ее величии.
В ее эпоху девушки говорили "хотим стать Галиной Улановой". Вот только мало кто знал, что сама Уланова совсем не хотела быть примой, но так уже было предначертано: родители из балета, школа-интернат при театре, колоссальное трудолюбие и врожденная скромность — ее даже называли "немой" за нежелание становиться душой компании.
Танцевать на сцене Большого театра она тоже не стремилась. Но сюда ее перевели властными указами: лучшая должна быть в столице.
Самое удивительное, что она и балет не любила. "Знаете, какая странность… Не могу я сказать, что я люблю балет как таковой… — признавалась Уланова журналистам. — Может, потому, что через мою жизнь не прошло какое-то потрясение, я ведь не застала Анну Павлову, Тамару Карсавину, Ольгу Спесивцеву, Вацлава Нижинского… Его я испытала во МХАТе на спектакле "Дни Турбиных", который стал самым сильным театральным впечатлением моей жизни…"
К каждой своей роли она подходила так, как было принято в ее любимом МХАТе, по Станиславскому, обдумывала драматургию, эмоции, чувства. И не случайно, что именно Уланова стала основоположницей интеллектуального советского балета. А знаменитый "незабываемо-мечтательный улановский взгляд"? Воспетый всеми критиками мира, а с ними заодно поэтами и режиссерами.
Впрочем, взгляд свой Уланова объясняла все с той же присущей ей великой скромностью: "Я долго не могла привыкнуть, стеснялась, что надо перед полным залом что-то изображать, поэтому всегда — голова вниз, глаза — вниз… Но потом научилась отключаться от публики. Поняв, что меня пугают тысячи следящих за мной глаз, мне посоветовали: смотри вдаль, поверх зала. Но глаза должны быть открыты!"
Благодаря хронике поклонники балета продолжают всматриваться в глаза легендарной Улановой. Сегодня, быть может, даже еще пристальнее и еще нежнее, чем раньше, потому что, видит балетный Бог, за те уже шестьдесят с лишним лет, как Уланова ушла со сцены, никого равного ей не появилось… В чем ее тайна? "РГ" вспоминает пять самых известных ролей балерины.
Джульетта: пленительный образ
Правы те критики, что утверждают: в прокофьевском балете "Ромео и Джульетта" Уланова создала один из самых пленительных женских образов мирового театра. А ведь было время, когда балерина не понимала музыку гениального композитора и даже шутила: "Нет повести печальнее на свете, чем музыка Прокофьева в балете".
И все же вместе с первым постановщиком балета Леонидом Лавровским Уланова смогла разглядеть в Джульетте то, что до нее в этой шекспировской девочке не видел никто — "волю необыкновенной силы, способность и готовность бороться и умереть за свое счастье". И еще Уланова говорила: "В этой новой Джульетте я хотела, я чувствовала настоятельную потребность показать человека, близкого нам по духу, в какой-то мере нашу современницу".
У нее получилось, и даже чопорный Лондон, куда Большой театр приехал осенью 1956 года, признал Джульетту Улановой своей. Балетный Ромео Юрий Жданов вспоминал: "Мы выходили на поклоны, потные, покрытые пылью на очень грязной сцене Ковент-Гарден, а за занавесом перед нами падает на колени красивая, как цветок, в пунцовом туалете прима-балерина английского балета Марго Фонтейн и пытается поцеловать руки Улановой. Вот была картина!"
На сцену зрители бросали не только цветы, но и сорванные с себя ожерелья, кольца, брошки, а крик стоял такой, что никто не заметил, как королевскую ложу покинула королева… В тот вечер для англичан королевой была Уланова. Факт, подтвержденный очевидцами: машину, в которую села Галина Сергеевна, выйдя из служебного входа, публика несла на руках до отеля.
Золушка: немеркнущий свет в грусти
После премьеры балета "Ромео и Джульетта" в 1940 году в Ленинграде Прокофьев спросил у балерины: что бы вы хотели станцевать, я напишу для вас музыку. Уланова сказала, что мечтала о Снегурочке. Но Прокофьев замахал руками: "Нет-нет, это невозможно: есть же музыка Римского-Корсакова". И через паузу добавил: "Напишу для вас "Золушку".
И написал.
Вот только на премьере танцевала не Уланова, а Ольга Лепешинская. Говорят, так захотел лично Сталин. Когда Улановой передали волю вождя, она спокойно ответила: "Ничего страшного. Премьера все равно будет тогда, когда буду танцевать я".
Золушка снова оказалась мудрее короля.
А ведь сказка о Золушке была ее любимой. С детства. "Добрая, веселая, безобидная девушка", — говорила Уланова о своей героине. Но на сцене ее веселость нигде не выражалась напрямую, критики отмечали: она была в этой роли очень "тихой", задумчивой, малоулыбчивой, но в самой ее грусти был немеркнущий свет.
"Золушка Улановой трогательна именно тем, что в самые горькие минуты не теряет внутренней радости", — писали тогда советские газеты.
Жизель: спасительная и желанная
Этот образ Галина Уланова создавала фактически с чистого листа, ведь эталонных выступлений Анны Павловой и Тамары Карсавиной видеть она не могла.
Нет, она не ходила в дома терпимости, чтобы подсмотреть нужные взгляды, жесты, ухмылки. Хотя до нее многие балерины именно так и делали — в какой-то мере это даже считалось обязательным ритуалом.
Свою "Жизель" она создавала, прислушиваясь к собственной интуиции. И, возможно, к звукам тех тектонических сдвигов, что в те годы уже выбивались на белый свет.
Гении всегда немного современники будущего.
О чем речь? Во-первых, ее Жизель оказалась вдруг героиней совершенно духовной. Во-вторых, Улановой удалось найти в разговоре о сумасшествии и смерти такие краски и интонации, что они оказались понятны и тем, кто смотрел Жизель до Второй мировой войны, и тем, кто видел Уланову в Алма-Ате во время войны, и тем, кто рукоплескал русской балерине в 50-е.
"Красота ее танца примиряла со смертью, делала ее не страшной, а спасительной и даже желанной", — писали балетные критики об Улановой.
"Жизель" Уланова танцевала дольше всех своих балетов.
Мария: огромная внутренняя сила
Слава Улановой началась в 1934 году, когда Ростислав Захаров поставил в Петербурге балет "Бахчисарайский фонтан". Молодая балерина вышла на сцену в партии Марии. Уже тогда в ее образе угадывалась та огромная внутренняя сила, которая будет преображать ее же хрупких героинь: и Джульетту, и Жизель, и Золушку.
Вот что писал критик Виталий Вульф, которому повезло увидеть Уланову в партии Марии, когда балерина уже работала в Большом театре в Москве, в конце 1940-х — начале 1950-х годов: "Ее движения погружали зрителя в какой-то глубокий психологический мир. В знаменитой сцене у колонны, после того как Зарема ударяла ее ножом, она медленно опускалась вниз. И запоминалось скольжение ее руки до самого последнего момента. У нее были особая пластика, особые руки. Мне было 17 лет, я учился на первом курсе, и ее спектакль был ошеломлением, потрясением для меня".
Зарему тогда танцевала молодая Майя Плисецкая, этих двух прим не раз сталкивали лбами и журналисты, и, увы, даже коллеги, но публично они друг другом лишь восхищались: "У нее была замечательно воспитанная ступня. Это бросилось мне в глаза. Она ею словно негромко говорила, — вспоминала Плисецкая об Улановой. — Меня не покидало ощущение, что она беспрерывно видит себя со стороны".
"Умирающая лебедь": коронный номер
После ухода со сцены Галины Улановой именно Майя Плисецкая становится примой балета Большого театра. К тому времени ее коронный номер "Умирающий лебедь" уже был известен на весь мир. Но все же Плисецкой еще долго пришлось оставаться в тени славы Улановой, которая ту же самую партию исполняла так, что в обморок падали даже солдаты и моряки.
Балерина знала, что ее лебедь делает со зрителями, но относилась к своему успеху с иронией. Рассказывают, как однажды после исполнения "Умирающего лебедя" к ней бросились поклонники: "Это было необыкновенно, какой-то особенный трепет, каждая клеточка дрожала пронзающей душу дрожью прощания с жизнью!"
"Может быть, это оттого, что на сцене дуло", — невозмутимо ответила Уланова…
Прощальным номером Улановой принято считать ее роль в "Шопениане" под занавес 1960 года. Но мало кто помнит, что еще раз она вышла на сцену в 1963 году. Это случилось в Венгрии, балерина, что должна была танцевать "Умирающего лебедя", заболела, и Уланову, которая на тот момент была уже педагогом-репетитором Большого театра, попросили выйти на замену.
Она танцевала так, что в зале никто не дышал. Как всегда — в ее движениях не было громкости, но они "звучали" проникновеннее музыки Чайковского.
Тот же Вульф писал: "Такого Лебедя больше нет и никогда не будет. Но есть запись этого номера на пленке. Как же лаконичны ее движения! Никаких взмахов рук, никаких больших pas — ничего этого нет. Уланова танцевала драму человеческой жизни".
После последнего поклона Улановой прошли десятки лет, но мир продолжает ей аплодировать.
Кстати
Большой театр посвятит показ балета "Лебединое озеро" 9 января памяти балерины Галины Улановой. Зрители увидят спектакль в редакции Юрия Григоровича. Главную женскую партию Одетты-Одилии исполнит Алена Ковалева. В роли принца Зигфрида выступит Дмитрий Выскубенко. За пультом Симфонического оркестра Большого театра — Павел Сорокин.
