Военный оператор Александр Гриценко снимает хронику событий в Донбассе с 2014 года. Казалось бы, пишущих и снимающих под огнем сейчас немало, но донецкий журналист стоит особняком.
Александр родился в Мариуполе и своими чертами отсылает к героям Гойко Митича в "красных вестернах" — "крепко сшитый", длинные волосы, широкие скулы и узкие глаза. Вылитый индеец (кстати, так появился и его позывной — индеец). Необычной внешностью он обязан отцу, уроженцу Хайлара — это город в северо-восточном районе Китая, на границе с Монголией и Россией. В журналистику пришел уже в зрелом возрасте: до этого был оптимизатором бизнес-процессов, работал в различных коммерческих структурах, а когда произошел майдан, то завершил свой контракт с компанией по сыро-молочной продукции в Киеве и вернулся домой, чтобы взять в руки… видеокамеру. О том, как складывалась работа в зоне конфликта и какая подготовка необходима журналисту, чтобы избежать ненужных случаев гибели, он рассказал в беседе с корреспондентами "РГ".
"Провальный" репортаж о Новом годе
Александр, расскажите, как вы "записались" в журналисты?
Александр Гриценко: Случилось это не сразу. Сначала я побывал в пункте формирования батальона "Восток" Александра Ходаковского. Кладу паспорт перед одним из офицеров — сдержанным, воплотившим собой, знаете, такой классический типаж экранного советского военного. Он открывает документ и, наткнувшись на сведения о двух несовершеннолетних детях, твердо возвращает его со словами: "Безотцовщину мы еще успеем устроить".
…Когда украинские вертолеты начали бомбить аэропорт Донецка, я стал возить гуманитарку ополченцам: доставлял с хлебокомбината свежеиспеченные "кирпичики" на позиции, эвакуировал семьи с детьми. Иногда публиковал записи и фото в соцсетях. Осенью меня пригласили в создававшееся тогда министерство информации ДНР. Я согласился. Однажды спрашивают: "А ты видео снимать умеешь?" — "Нет!" "А очень надо!" — и буквально сразу заносят огромный кофр. Открываю, а там камера, у которой кнопок, как мне показалось, больше, чем на клавиатуре компьютера. Только отыскал в интернете инструкцию в 300 страниц на русском языке, как срочный выезд на съемку. Пришлось изучать все на ходу. С тех пор камера всегда со мной. Конечно, тот репортаж я запорол: 80 процентов материала улетело в корзину, тем не менее новость вышла в эфир. Благо, сюжет несложный — подготовка на площади Ленина первой встречи Нового года без Украины. Помню, на улице — сумасшедшее воодушевление, горожане (а их осталось мало) наперебой предлагали помощь: просто все устали и хотели праздника.
По сути, вы стояли у истоков журналистики самопровозглашенной ДНР.
Александр Гриценко: В 2014 году действовали три телеканала — "Юнион", "Новороссия" и "Первый республиканский", но редакция последнего была оснащена настолько древним оборудованием, что операторы снимали на пленку. Чуть позже был создан канал "Оплот ТВ". В тот период у нас не практиковалось разделения на СМИ: снимаешь добротный материал, и он рассылается всем. Благодаря такой спайке мы к 2016-2017 году смогли противостоять огромной информационной машине Украины, создавали более живые и качественные сюжеты. А ведь в команде трудились энтузиасты — вчерашние инженеры, квалифицированные рабочие, бухгалтеры. Профильных специалистов — по пальцам пересчитать. Выручал выдающийся журналист Анатолий Жаров, погибший на фронте в 2022 году. Профессиональный опыт у Толика был богатейший, он с бодрыми шутками "ставил нас на рельсы". А слетали мы с них постоянно. Темы черпали из простого общения: садимся в вагон трамвая или троллейбуса, прислушиваемся к разговорам. Если пассажиры единодушно обсуждают какую-то проблему, то сразу стараемся в ней разобраться.
То есть и современному чиновнику тоже иногда полезно поездить на общественном транспорте?
Александр Гриценко: Безусловно, это открывает глаза на многое происходящее вокруг.
Какой год вам дался тяжелее — 2014-й или 2022-й?
Александр Гриценко: Конечно, страшными были первые взрывы. Донецк опустел: на главной улице Артема за весь день боязливо появлялись один-два автомобиля. Заправки стояли без топлива, предприятия замерли. Случилась такая история: в Зугрес в результате обстрела в цехах птицефабрики отключилась электроэнергия, начался массовый падеж кур. Приехали ополченцы, уцелевшей птице стали рубить головы. Неощипанные тушки они отвозили в город, раздавали жителям. Так и выживали в те недели хаоса.
Люди не могли поверить, что в своей стране только за несогласие с решением экстремистской кучки, захватившей власть в Киеве, против тебя развернут пушки, танки, самолеты… и военные, присягнувшие защищать Родину, начнут бить по населению. Трагедия в Одессе, последовавшее за референдумами ожесточенное противостояние перечеркнули любую связь с государством, которое еще вчера было родным. У нас в Донецке по этому поводу сложилось обостренное чувство, которое порой непонятно приезжим. Например, недавно заглянули в кофейню в Мариуполе, а там звучит композиция Сердючки "Ще не вмерла Украина". Гости из других регионов удивляются: "Но ведь песня-то прикольная!", а у нас эти смыслы вызывают отторжение.
Война — не романтика
А как встретили 24 февраля?
Александр Гриценко: Среди моих знакомых много российских военных. Накануне вечером на телефон от них сыплются нескончаемые "Z". Не понимаю, в чем дело! Некоторым перезваниваю, тишина. А утром обрушиваются новости об СВО. Потом интересовался у ребят: "Почему "зетки"-то?" Отвечали: "Потому что "заходим!".
Вы прошли курсы экстремальной журналистики, которые проводят МО и МЧС. Зачем, учитывая, что за плечами уже был колоссальный опыт работы в зоне конфликта?
Александр Гриценко: Стремился понять — все ли я делаю правильно. Жесткую программу, считаю, обязан пройти каждый выпускник журфака, желающий освещать военные события. Потому как работа в условиях боевых действий романтизирована.
Сейчас тоже?
Александр Гриценко: Сейчас тем более. Студенты смотрят репортажи с фронта (по сути, лучшие кадры, а не объемную картинку) и думают: "О! И я так хочу!". Их увлекают воображаемые приключения журналиста, жизнь на острие ножа. Однако около 20 процентов слушателей тех же курсов "Бастион" прямо на полигоне осознают: на войну — ни ногой! И если подобные учебные программы будут развиваться, то уменьшится число памятных табличек, ранений на ровном месте, вызванных зачастую нарушением правил безопасности. Ярким примером служит инцидент в освобожденном Соледаре в январе 2023 года, когда девушка-журналист решила снять "стендап" в проеме двери окраинного здания, у близкой черты обстрелов.
Какие качества еще нужны военкору, помимо понимания реалий войны? Ведь не секрет, что к тяжелым обстоятельствам привыкаешь, и со временем журналист попадает в некую психологическую ловушку: репортаж без рискованных выходов, близких взрывов ему кажется уже пресным?
Александр Гриценко: Самое главное в работе военкора — вернуться домой. Во-первых, он должен понимать, что за его безрассудство может понести наказание руководитель редакции, родные испытают страшную потерю. Во-вторых, цель любого материала — приблизить Победу. Изобилие бомбежки в кадре вряд ли этому поспособствует. Вообще, хорошо бы поразмыслить — для кого ты все это делаешь? Ведь у многих семей сейчас отцы и сыновья находятся на передовой, и хорошая история бойца с красивыми глазами и улыбкой, преодолевающего тяготы, принесет гораздо больше пользы. К сожалению, журналисты (блогеры) чаще стремятся в прифронтовую зону ради известности. Все с восхищением смотрят на топовых телеведущих в бронежилете, но при этом никто не спрашивает: а кто их операторы, водители? Они ведь не меньше герои, просто о них не принято говорить, потому что не являются центральными персонажами.
Вы считаете справедливым приравнивать военкоров к участникам СВО?
Александр Гриценко: Когда меня спрашивают, считаю ли я себя военкором, то с уверенностью говорю "нет". Я — оператор и репортер, освещающий события в Донбассе с 2014 года. Хотя у меня имеется удостоверение участника боевых действий. Мой сын Алексей получил "корочку" ветерана, так как будучи студентом 4-го курса был мобилизован. Его прикомандировали к народной милиции ДНР, где он служил на информационном фронте. Возвратившись, окончил учебу, затем возглавил издание "Боевое знамя Донбасса". Вот, наверное, его я мог бы назвать военным корреспондентом. Все-таки такой специалист должен иметь военный билет, в котором указана соответствующая должность. А так получается, под эту категорию подпадают все журналисты, пересекшие административную границу с Ростовской областью…
Когда в журналисте выигрывает человек
Как семья относится к вашему риску на работе?
Александр Гриценко: Первая контузия настигла меня в аэропорту Донецка. О ней никому не рассказывал. К врачам тоже не обращался. Приехал тогда домой, захожу в гараж: ноги сильно подкашиваются, уши будто забиты ватой, голова свинцовая. Заглушил себя бутылкой алкоголя. С перегаром и явился на порог в надежде, что никто не догадается об истинном происшествии. Кстати, семья действительно не догадалась. Я и сейчас уберегаю близких людей от прибавляющих седину волнений — всегда выхожу из дома так, словно "еду снимать паркет". Впрочем, с 2022 года в Донецке работать как в "полях", так и на протокольных мероприятиях одинаково рискованно.
Знаю, что в таких условиях работы без машины не обойтись. А вы специально обращались на Ульяновский автомобильный завод, чтобы модифицировать редакционные внедорожники под боевые нужды.
Александр Гриценко: Да, хотели их усовершенствовать: установить камеру с углом обзора 360 градусов, занести в салон разъем питания 220 вольт, обустроить место для обработки видеомонтажа, фотографий. В принципе, конструктивные особенности позволяют воплотить все решения. Подготовил чертежи. В 2022 году инженеры завода взглянули на них и отмахнулись: "Лучше возьми японский внедорожник, это будет удобнее". Все думали, что операция быстро завершится. Позже "боевые" автомобили УАЗ все-таки улучшили — модифицировали багажники для крепления защитной сетки от FPV-дронов, внесли светомаскировку с включением из кабины. Но в целом сфера технологий в России продвигается с большим трудом. А ведь сейчас представляется уникальная возможность испытать огромное количество электроники, оборудования. Да, очень обидно, что наши территории стали полигоном для тестирования изделий как западной, так и отечественной промышленности. Но раз так вышло, то необходимо извлекать экономическую пользу — создавать новые производства и рабочие места.
Расскажите о самых сложных для вас сюжетах.
Александр Гриценко: Наверное, психологически сложной оказалась эвакуация стариков из святой обители села Никольского под Угледаром. Летом 2022 года они согласились покинуть кельи, так как стены долго находились в "серой зоне" и регулярно попадали под массированный огонь. Причем на одной территории фактически расположены два монастыря — Свято-Васильевский мужской и Свято-Николаевский женский. Заезжали туда в бронированных капсульных КамАЗах, и нас сразу же накрыли минометами. Потом ударил пакет "Градов", через время землю взметнули танковые снаряды. Все вокруг пылало. Горели иконописные мастерские, библиотека, кельи. Мы тогда не понимали — выйдем оттуда живыми или нет, обдумывали пути отхода по принципу "орел или решка". Выбрались.
В октябре прошлого года снимал репортаж об эвакуации жителей освобожденного Угледара. К приходу российских военных там оставался 151 человек, которые укрывались в подвалах школ. Помню, спускаемся в один из них, и слышу слова: "Здесь мы провели два года и семь месяцев".
И вроде ты журналист, тебе нужно снимать происходящее. А как, когда людям нужна помощь? Той же едва стоящей на ногах бабушке, которая тащит волоком груженую сумку. Ты бросаешь оборудование и бежишь к ней. Через время спохватываешься и снова возвращаешься к камере. В таких случаях внутри нарастает противоречие: что в тебе больше — человека или репортера? Чаще всего выигрывает человек.
Боевая летопись
В "Донецкой республиканской библиотеке для молодежи" состоялась презентация книги "Осень добровольца". Ее автор — специальный корреспондент "Комсомольской правды" Григорий Кубатьян. В облике этого журналиста — сухощавого, с манерами петербургского интеллигента — сразу не признаешь профессионального странника. Да, да, именно странника. Григорий посетил более 90 стран мира, издал несколько книг о своих экстремальных путешествиях, а осенью 2022 года, когда правительство объявило частичную мобилизацию, ушел добровольцем на СВО в батальон "Ахмат".
"…Я решил, что должен взять оружие в руки. Чтобы помочь. Чтобы быть примером для заробевших. Чтобы не стыдиться потом, что отсиживался дома", — искренне размышляет он в предисловии.
Григорий готовился к боевым задачам на Лисичанском направлении, а 18 октября 2022 года получил осколочное ранение в бедро. Враг "цапнул" из миномета. Месяц провел в госпиталях. На больничной койке, осмысливая пережитое, и родилась канва повествования. В его рассказе нет профессиональной аналитики. Прежде всего это рассказ о войне, о людях, оказавшихся в тяжелых условиях, глазами невоенного человека. Поэтому и написан легко, а где-то даже намеренно наивно.
"Для меня участие в СВО — своеобразная школа жизни, хотя мне далеко за сорок, — делится с читателями Григорий. — На фронте ты на виду у людей, и люди на виду у тебя. И в этом смысле резче видишь психологические проявления. Кто-то может совершить на твоих глазах подлость или, наоборот, проявить отчаянную храбрость. Не ожидал от человека, а он таким оказался. Как писателю, мне эти вещи интересны. Я когда туда пошел, то взял с собой блокнот. Сказал пацанам в группе: "Буду книгу о вас писать". Они веселились, шутили: "Главное, не погибни! Тебе еще о нас книгу писать!". Заносил пометки, но, выходя из последнего задания, он затерялся. В госпитале я очутился практически голым: ботинки срезали, форму тоже. И писал уже по памяти, когда восстанавливался на лечении".
