Спектакль по двум маленьким пьесам Александра Вампилова украсил репертуар Камерного театра. "Провинциальные анекдоты" уже выходили в самом первом, программном его сезоне — в 1994 году. Долгое время пользовались успехом у зрителя. К 30-летию своего детища, ставшего одним из самых интересных театров страны, основатель Камерного Михаил Бычков подготовил новый вариант знаковой постановки.
Коридор гостиницы "Тайга" в сибирской глуши с бесконечной ковровой дорожкой, кровати с серыми одеялами и журнальный столик-капля, валенки и ватники, пыжиковые шапки и шерстяные тренировочные костюмы, песни Эдиты Пьехи и строителей БАМа… Анекдоты из жизни обывателей 1960-х разыграны в подчеркнуто историчном антураже. Фоном служит баннер с картиной зимнего леса, выгнутый полукругом, как задник для музейной диорамы (художник — Михаил Бычков, костюмы — Юрий Сучков).
Пространство лишено стен, для сюжета важны только дверь в номер да окно во двор. В этом нехитром мирке у людей есть свои подводные течения, подковерные игры и скелеты в шкафу, но внешне все прозрачно. А какие у наших граждан могут быть секреты друг от друга? А от начальства? Им и запираться не положено, запрешься – непременно нагрянет администратор и постучит. Герои ворчат и жалуются, когда из-за тонкой стенки до них доносится чужая жизнь, но при этом свято убеждены в своем праве в эту жизнь вмешиваться.
Текст Вампилова взят как есть, без купюр и пояснений (молодежи после спектакля, возможно, придется погуглить, например, что такое ОБХСС). Пьесы только поменялись местами. В первом акте — "Двадцать минут с ангелом", во втором — "История с метранпажем". Сюжеты скроены по одному лекалу: обывателей пугает что-то непривычное (на поверку — пустяковое), в невинной мелочи им мерещится опасность, от страха главные герои обнажают свое истинное лицо, тронутое тем или иным пороком, но в итоге каются и как будто приготовляются начать новую жизнь. Коллизии узнаваемы и неизбывны: похмельное утро командированных, соседские дрязги, супружеские ссоры, злоупотребление полномочиями и вымогательство, трепет перед начальством, хамство и пошлость. Стандартный и безопасный набор для сатирика.
Но если в "Двадцати минутах с ангелом" сатира оканчивается лирическим примирением сторон (размягченный зритель уже готов вслед за героями плеснуть в бокал чего-нибудь новогоднего), то в "Истории с метранпажем" она доходит до фарса. И в таком финале — вся соль, изящный акцент на том, что важно подчеркнуть здесь и сейчас. Администратор Калошин (Юрий Овчинников) — прощелыга и упертый блюститель порядка, которого доводит до сердечного приступа собственная глупость, — произносит проникновенный монолог о невежестве.
От страха герои обнажают свое истинное лицо, тронутое тем или иным пороком
"Давно, когда я еще баней заведовал, сказал мне как-то один грамотный человек. С вашим характером вы, говорит, далеко пойти можете, но, говорит, учтите, погубит вас ваше невежество. Так оно и вышло. Хотел я от судьбы уйти: следы заметал, вертелся, петли делал, с места на место перескакивал. Сколько я профессий переменил? Кем я только не управлял, чем не заведовал?.. И складом, и баней, и загсом, и рестораном. <…> Одно время был я даже директором кинотеатра… И везде, бывало, что-нибудь да получится. То инвентаря, бывало, не хватит, то образования… Хлебнешь, бывало, а потом, глядишь, снова выплыл… Ничего я на свете не боялся, кроме начальства… По сути дела, так всю жизнь и прожил в нервном напряжении. Дома, бывало, еще ничего, а придешь на работу — и начинается. С одними одно из себя изображаешь, с прочими — другое, и все думаешь, как бы себя не принизить. И не превысить. Принизить нельзя, а превысить и того хуже…"
И какой выход из тупика видит этот Калошин? Завтра же, говорит, ухожу на кинохронику.
В новом спектакле занята почти вся драматическая труппа — с любовью собранный ансамбль актеров, которым подвластны и острохарактерные роли, и "этюды в пастельных тонах". Их слаженность, заметная публике с первых минут, к развязке достигает апогея. Два корифея — Юрий Овчинников и Камиль Тукаев (врач Рукосуев) — превращают бытовой диалог у одра Калошина в цирковую феерию. Финальная сцена искрит юмором, зритель уходит с легким сердцем и чувством, которое можно перепутать с оптимизмом. Интрига разрешилась, все живы, мелкие неприятности позади, на тумбочке — мандарины как обещание чуда. Хотя уповать на чудо при том застое в умах, который живописуют и высмеивают "Провинциальные анекдоты", не приходится.
