10 февраля Московский еврейский театр «Шалом» открыл новую сцену на Новослободской — в бывшем Центре имени Мейерхольда. Художественный руководитель театра Олег Липовецкий рассказал о том, что значит на культурной карте это пространство, какая миссия у «Шалома» сейчас и как ему за три сезона удалось разрушить все стереотипы и предубеждения о национальном театре.
С художественным руководителем театра «Шалом» Олегом Липовецким мы встретились в его кабинете в здании на Варшавском шоссе — несмотря на то что театр переезжает, там тоже продолжат играть спектакли.
Наш разговор начался с того, почему было принято решение расширить театр и почему сейчас он оказался интересен зрителям настолько, что билеты очень быстро раскупаются, и, конечно, что значит национальный театр в современном контексте…
— Открытие новой сцены в бывшем Центре имени Мейерхольда (ЦИМ) — желание театра, или вам предложил такое решение Департамент культуры города Москвы?
— Инициатива переместиться ближе к центру исходила от театра. Департамент тоже понимал, что наше стремление возникло не на пустом месте. У нас постоянные аншлаги и одной сцены уже не хватает. На некоторые спектакли у нас стоит очередь больше 1000 человек, и, как только мы открываем продажи, билеты раскупаются за пару минут. Кроме того, нам на Варшавке уже тесно в репетиционных помещениях — здесь всего одна маленькая комната. Мы работаем интенсивно, репетируем и в фойе, и в кабинете худрука, и в гримерках — приходится использовать любой уголок… Это большая сложность, учитывая, что мы выпускаем 7–8 спектаклей в сезон.
Два этих аспекта и поставили перед нами вопрос о переезде. Мы предложили департаменту, чтобы этим помещением стал бывший ЦИМ на Новослободской. На тот момент мы понимали, что большое количество времени площадка не задействована, и при этом там нет и никогда не было постоянной труппы — это избавляет от конфликтов, которые неизбежно происходят при слиянии театров.
— А для вас это место имеет особое значение?
— Да, оно мне не чужое. Я учился там в Школе театрального лидера, окончил ее и хорошо знаю площадку. Мне показалось правильным, что «Шалом» сможет взять на себя хотя бы часть тех функций, которые выполнял ЦИМ.
— Там шли спектакли очень разных коллективов и театров…
— Да, резидентов центра. Спектакли проходили конкурс. ЦИМ вообще ассоциировался в театральных кругах с творческим поиском и инновациями в сфере сценических искусств.
— Сейчас планируете продолжать эту политику?
— Мы не можем продолжать ее в том объеме, поскольку наши репертуарные спектакли займут эти сцены по максимуму. Но у нас освобождается часть времени и на Варшавке, мы планируем приглашать резидентов на обе наши сцены. Есть много сложностей. Например, в ЦИМе не нужно было хранить в таком объеме костюмы и декорации к спектаклям. А сейчас у нас 22 спектакля, и нам как раз нужно где-то оставлять декорации и костюмы, а на Новослободской этого места нет. Как и на Варшавке — мы же обитаем в помещении бывшего кинотеатра, здесь не предусмотрено никаких складов. У нас в аренде специальные контейнеры, где все хранится, так же будет и на Новослободской.
В этих условиях мы не можем предложить оставить что-то в наших зданиях, и мы с резидентами должны рассчитывать логистику, чтобы показы не были им в убыток. Но, несмотря на сложности, у нас уже есть партнеры — «Сатирикон», «Театральный проект 27» и продолжаются переговоры с другими театральными коллективами.
— В основе такой системы резидентов лежат некие общие идеи. Что для вас важно?
— Мне кажется, прежде всего речь идет не о художественных идеях и взглядах на искусство, а об одинаковых жизненных ценностях. У «Шалома» есть своя миссия, согласно которой выстраивается весь репертуар.
— Какая?
— Профилактика насилия, ксенофобии, национализма, фашизма. Если спектакли встраиваются в эту парадигму — почему бы нет? Здесь даже не всегда художественный уровень определяет — есть ведь молодые художники, которые только пробуют себя, начинают путь. Их спектакли не могут сравниться с постановками опытных режиссеров, но им тоже нужно давать пробовать.
— Еврейский театр раньше ассоциировался только с сохранением национальных традиций. Сейчас, когда вы стали худруком, то определили, что «Шалом» — театр для всех. Приходилось сталкиваться со стереотипами, что у вас узконаправленная институция?
— Когда я пришел на эту должность три года назад, именно такое представление и было. Еврейский театр считался чем-то развлекательным, местечковым, но побороли этот стереотип мы первыми же спектаклями.
Один из них — «Исход» Петра Шерешевского. Само название смысловое, и то, что это современная драматургия — все говорило о том, что мы не собираемся делать в плохом смысле «местечковый» театр. Дальнейшие наши постановки это только подтвердили.
Тут мы с вами возвращаемся к вопросу о миссии — важно еврейское мироощущение, сознание. У евреев есть большой опыт в том, как жить с другими народами. Об этом мы и разговариваем, стараясь приглашать очень разных режиссеров, опытных и молодых. Мы экспериментируем, потому что это нужно для развития труппы и интересно зрителю. Природа творчества же состоит в том, чтобы все время разрушать границы, создавать новое, чего еще не было.
— В вашем театре есть спектакль «Тахир и Зухра», основанный на исламской легенде. Это тоже еще раз показывает, что «Шалом» сейчас открыт всем культурам и религиям?
— Конечно. Мы же переосмысливаем древний сюжет, и он идет в современной интерпретации. Мы не делаем спектакли для конкретных национальностей и рады всем. Через этот спектакль мы осуществляем нашу миссию, потом нам, например, подойдет французская сказка, а потом — австралийская новелла. Мы это тоже возьмем и будем делать. А то, что мусульмане к нам приходят — добро пожаловать!
— Какой возраст у зрителей театра? Много ли сейчас молодежи?
— Мы охватываем широкий возрастной диапазон. У каждого из наших спектаклей есть свой зритель: что-то интересно молодежи, что-то больше нравится старшему поколению. Опять же то, как раскупаются билеты, только подтверждает, что постановки нашли свою целевую аудиторию.
— С вами работают молодые режиссеры. Это принципиальная позиция театра?
— У нас ставит и Саша Золотовицкий, который выпустился не так давно, и Петр Шерешевский с Яной Туминой — они уже мэтры. Мне кажется, это интересно. Молодые дают энергию, открывают свой, совершенно иной взгляд на мир, а старшие в свою очередь передают мудрость. Смешение поколений продлевает жизнь всем.
— Но когда вы входили в профессию, было не так?
— В моем поколении вообще мало режиссеров, которые остались в профессии и стали заметными. В советское и постсоветское время режиссера считали молодым до 50 лет, и ни о каком серьезном отношении к нему, и уж тем более о руководящих должностях, речи не шло. Ситуация изменилась после появления новой драмы и лабораторного движения. Эти проекты стали настоящим социальным лифтом для режиссеров и драматургов, которые наконецто получили трибуну, место, где они могут показать свои способности. Постепенно это заработало как вечный двигатель. Руководители театров видели эскизы, стали брать их в работу. Ты же понимаешь, что можешь получить крутой спектакль, важный для зрителей и артистов… Или очень интересный актерам — бывают лабораторные проекты, которые зритель не принимает, билеты продаваться не будут, но они нужны самому театру. А бывает спектакль для одного зрителя, и это тоже нужно! Театр должен экспериментировать,толкаться, пытаться найти новые пути, пробовать!
— В «Шаломе» проводятся лаборатории?
— Мы выиграли в прошлом году грант от Президентского фонда культурных инициатив, на него поставлен спектакль «Люблинский штукарь» режиссера Яны Туминой по роману нобелевского лауреата Исаака Башевиса-Зингера.
С помощью этого же гранта мы сделали лабораторию по текстам Танаха (еврейской Библии, состоящей из трех разделов. — «ВМ»). Драматурги вместе с режиссерами и актерами брали какой-то из сюжетов, переносили его в наше время или находили другое решение, а потом с актерами создавали эскиз. После состоялись открытые показы и обсуждения с участием экспертов и зрителей. Из пяти эскизов взяли два. Один вышел в октябре — «Простая человеческая история» Ярослава Жевнерова, а 1 февраля вышел «Голиаф» Саши Золотовицкого.
В этом году мы планируем провести лабораторию пуримшпилей. Еврейский праздник Пурим, посвященный спасению евреев, один из самых веселых. На нем было принято разыгрывать сценки, если упрощенно, на библейские сюжеты о спасении народа.
Конкретно Пурим — праздник спасения от злого Амана, из-за лжи которого царь Ахашверош (Артаксеркс. — «ВМ») хотел всех евреев казнить, но обман раскрылся. Вот мы и решили собрать классические пуримшпили, которые разыгрывались в местечках как народные представления, и, может быть, даже придумать новые сюжеты и попробовать сделать эскизы.
— У вас в соцсетях я видела объявление о наборе артистов. Вам нужно пополнять труппу?
— Да. У нас на данный момент 30 человек и три площадки. Если сравнить с другими театрами, то можно увидеть, что на две сцены обычно 60 артистов, а где три — за 100. Это странный дисбаланс, и мы стараемся с этим работать.
Конечно, из-за нашего расширения появилось много вопросов. С одной стороны, хорошо, что мы пришли в помещение, где не было труппы, но в противоположном случае мы бы получили ставки, людей и фонд оплаты труда. Сейчас его нет. И вот результат: изначально мы планировали премьеру нового спектакля «Лисистрата» на март, но сейчас перенесли на июнь, потому что сложно решить проблему с графиком занятости, когда недостаточно артистов.
— Что для вас важно, когда выбираете актеров для своих спектаклей, для театра? Помимо, безусловно, профессиональных навыков.
— Ответственность, порядочность, трудолюбие. Это банальные вещи, но они важны всем. Я недавно задумался, что говорят об этом режиссеры разного уровня… Что говорил Станиславский, понятно, у него написана книга «Этика», там все сказано. А вот что думают современники… Оказалось, что все одинаково. Театр — коллективное творчество. Невозможно опаздывать на репетиции, пропускать их, нельзя цинично относиться к своей работе и замечаниям, это базовые вещи.
И еще один мой принцип — одинаковое отношение ко всем в театре, не важно, к уборщице, звукооператору или артисту. Требования ко всем должны быть одни и те же, и уважение ко всем тоже одинаковое, ведь мы все вместе делаем театр.
— А важно, чтобы артисты разделили ваши творческие взгляды и мировоззрение? Или, наоборот, интересно с противоположностями?
— По базовым вещам, мне кажется, нужно быть единомышленниками. Конечно, иногда приходят люди, которые просто хотят где-то работать. Но несовместимость быстро выясняется. Это тоже нормально. Конфликт есть, но это ведь не драка, а просто когда что-то идет не гладко. Несовпадение — это не ссора.
Есть только три вещи, которые для меня неприемлемы — пьянство, ложь и воровство. Если человек не нарушил ничего из этого, мы расстаемся в хороших отношениях.
— Есть руководители очень авторитарные, у меня сложилось впечатление, что вы, скорее, демократичны…
— Мне важен коллектив. Но давайте определим, что такое демократия — это когда все выполняют одни и те же законы. Их нарушение пресекается. Это распространяется и на руководителя, и на актеров, и на охрану — на всех, короче. Нужно быть принципиальным. Власть же заедает, разрушает, сама себя старается усилить и сохранить. Я понимаю, что должен себя контролировать, всегда об этом помнить. Бывает, оступаюсь, но стараюсь быть принципиальным, а не авторитарным.
Я, например, стал обращаться ко всем без исключения на «вы». Это не сразу пришло. Когда ты человека любишь, как в семье… Есть ужасная поговорка: кого люблю, того и бью. Иногда она становится актуальной: ты сам не замечаешь, как теряешь дистанцию и говоришь вещи, которые человека ранят, роняют и твое, и его достоинство. В какой-то момент я понял, что когда говорю всем «вы», это не уменьшает мою любовь, но создает необходимую дистанцию, которая позволяет мне все время обуздывать мою любовь.
— Чем больше всего за время своего руководства вы гордитесь?
— Командой. Три года назад никто не вспоминал про «Шалом» или, к сожалению, знали только в отрицательной коннотации. А сейчас мы стали одним из востребованных, динамично развивающихся театров.
Я горжусь своими коллегами. Люди, которые со мной работают, — настоящие единомышленники, и главное в наших отношениях то, что мы смотрим в одну сторону, и любовь к делу, которая нас объединяет.
СПРАВКА
В 1986 году Московский еврейский драматический ансамбль был преобразован в Московский еврейский драматический театр-студию и получил первое свое помещение в бывшем кинотеатре «Луч» на Варшавском шоссе. В 1987 году художественном руководителем стал Александр Левенбук, а в 1998 году студию переименовали в Московский еврейский театр «Шалом». К этому времени осталось мало зрителей, которые знали идиш, и спектакли уже игрались на русском языке. Первой постановкой стал «Поезд за счастьем» по пьесе Аркадия Хайта. В 2014 году театр был закрыт на ремонт. Труппа долго играла спектакли на разных площадках, репертуар практически не менялся. В 2021 году произошло обновление «Шалома». Он вернулся в здание на Варшавском шоссе и теперь стал одним из активно развивающихся, заметных театров на карте столицы.
ДОСЬЕ
Олег Михайлович Липовецкий — российский театральный актер, режиссер, художественный руководитель Московского еврейского театра «Шалом», художественный руководитель Международного драматургического конкурса «Ремарка», художественный руководитель театральной компании «НЕ ТО», член жюри национальной премии «Золотая маска».
Олег Липовецкий родился 17 марта 1973 года в городе Питкяранта Карельской АССР. В 1999 году окончил Студию актерского мастерства при театре «Творческая мастерская» в Петрозаводске. С 1998 по 2011 год — артист и режиссер Государственного театра «Творческая мастерская». В 2010-м окончил Театральный институт имени Щукина.
Поставил более сорока спектаклей. С октября 2021 года занимает должность художественного руководителя Московского еврейского театра «Шалом».
