– Юлия Константиновна, хотели начать с новогодних историй. Новосибирцы традиционно избалованы культурными событиями. В 2023 году здесь была новогодняя столица, Рождественский фестиваль и громкая премьера «Щелкунчика. В этом году «Щелкунчик» тот же, Рождественского фестиваля нет – ждать ли новосибирцам чего-то нового?
– Во-первых, Щелкунчик» вечный! От этого мы никуда не намерены уходить, это классика, которая репутационно очень хорошо работает на наш регион.
Относительно избалованности новосибирцев культурными событиями – это действительно так. Мы – публика насмотренная. Учреждения культуры региона понимают свою ответственность и стараются чтобы зритель точно нашел то, что его заинтересует, даже учитывая взыскательность зрителя. Но я при этом убеждена, что пытаться совершать все новые и новые прыжки через голову, пытаться удивлять бесконечно — невозможно. Наша задача – предоставлять предельно качественный продукт в рамках сферы деятельности каждого учреждения.
Новый год – это история семейная, детская, здесь важно руководствоваться в первую очередь интересами ребёнка. Будут мероприятия, связанные с большими проектами общероссийскими. Вот буквально 18 декабря у нас будет поезд Деда Мороза – большая, важная для нас история. Будут Губернаторские елки, нас ждёт некоторое количество премьер в театрах, выставки открываются. Те грандиозные выставки, которые связанны с реализацией нацпроекта «Культура», уже все экспонируются в музеях и будут стоять, захватывая январские праздники, но выставочные проекты, связанные с собственными фондами, с тематическими сюжетами, ещё будут запущены в новогодние праздники.
– Чем объясняется то, что у нас нет филиалов больших федеральных учреждений. Открылся филиал Третьяковки в Самаре, есть «Центр-Эрмитаж» в соседнем Омске, филиал Русского музея в Кемерове. Многие города создают культурные события федерального уровня. Нижний Новгород и Пермь этим славится. А мы как бы всем своим довольствуемся. Есть ли у нас какая-то цель создавать культурные события федерального масштаба?
– У федеральных и региональных учреждений культуры разные задачи. Если внутри региона мы работаем в первую очередь с сохранением культуры нашей конкретной территории, то федеральные гиганты – хранители колоссального мирового достояния. Их задача – трансляция этого мирового достояния, поэтому они заходят широко и далеко. Но заходят в те территории, где музейные собрания очень локальные, они не уровня игроков первой лиги. Нельзя сказать, что Новосибирску не предлагают подобные проекты – нам не очень надо. У нас свои потрясающие музейные собрания. В художественном музее хранятся работы художников и скульпторов первого ряда, например, наша коллекция Рериха совершенно фантастическая. Если говорить про Краеведческий музей, у нас коллекция шаманизма одна из крупнейших в стране. Только в Эрмитаже больше, чем в Новосибирске. А уникальное собрание сузунской народной иконы? Это же мировые сокровища. Мы по определению находимся в той самой первой лиге.
Кроме того, в последние годы очень уверенно реализуется госпрограмма «Культура», в рамках ее к нам приезжают выставки из музеев—сокровищниц. Это и правильнее, и репутационно вернее, что ли. Новосибирск – это особая территория. Мне кажется, оснований для того, чтобы мы заводили сюда какую-то федеральную сеть, нет ни исторически, ни инфраструктурно. У нас лучшие театры, крупнейшие музеи, фантастические концертные коллективы, на которые мы сами-то купить билет не можем.
– Но у нас рядом Красноярск, Омск. И у Красноярска тоже серьёзные амбиции, чтобы стать культурной столицей. В Омске музейный кластер очень сильный. Чувствуем ли мы эту конкуренцию? Есть ли задача не то чтобы победить в этой борьбе, но как-то удержаться?
– Все, что я сейчас скажу, будет звучать очень самонадеянно. Я 13 лет проработала в музейной сфере. Это огромное счастье и прекрасный опыт, который много дал для понимания наших амбиций. Конечно, конкуренция будет всегда, это здоровые условия, при которых ты прокачиваешь какие-то свои достижения. Но то, что мы всех раздражаем, это абсолютно верно. Я не единожды сталкивалась с этим в музейных коммуникациях, например, с томичами. Это же вообще родовая травма Томска, что этот «пуп из земли вылез – Новониколаевск со своей железной дорогой». Одна из версий, которую я слышала от коллег, что вообще никаких новосибирцев не существует. Когда мы, например, начинаем с коллегами разговаривать, они говорят: «Ой, перестаньте, какая там ваша театральная школа? Это все наши специалисты, приехавшие из Красноярска, Иркутска, Омска и так далее». Почему это происходит? Потому что мы действительно успешны. Это факт.
Являемся ли мы культурной столицей Сибири? Безусловно. Являемся ли мы столицей Сибири в широком смысле? Безусловно. Заслуга ли наша в этом? Да, мы тоже постарались, но этому есть и большие исторические предпосылки. Мы как были главным транспортным хабом от Урала до Дальнего Востока, так и остаемся. И как бы не пытался кто-то создать супер театр или фантастический музей в соседних регионах, все те, кто приедут на это посмотреть — поедут через Новосибирск. Поэтому мы находимся в несколько других условиях игры, но при этом не расслабляемся. Действительно феномену новосибирской культуры пока аналогов нет.
– Вы пришли в министерство культуры на пустое место. Несколько лет в регионе не знали, кто будет руководить ведомством, и как это делать. Это была проблемная должность. Вы сейчас поняли, почему так происходило и что с этим делать?
– Мы должны точно понимать, что культура – это наш ресурс, наша репутация. Сегодня с репутационной частью Новосибирской области в культурном плане не очень просто: есть известнейшие учреждения-лидеры, известные далеко за пределами региона, а об’емный бренд «культура Новосибирской области» не известен почти нигде. Другое наше проблемное поле – мы очень круто работаем, но в закрытом формате, в философии «мы и они»: вот мы здесь молодцы, а все кругом – дураки. До сих пор разделяем на «мы» и «они», а этого быть не должно. Ту разрозненность в культуре Новосибирской области, которая сегодня существует, мы постепенно преодолеем. Тут мой принцип и убеждение как у Гайдара в «Тимуре и его команде» – можно без дранья мириться.
Почему долгие годы не было министра? Наверное, вопрос нужно задавать не мне. Я интуитивно понимаю причины — это очень сложная сфера, в которой трудно определить границы. Нельзя сказать, что вот отсюда начинается культура, а здесь она закончилась. Это сфера абсолютно всеобъемлющая.
Сегодня и президент нашей страны очень чётко говорит, что у нас есть два важных министерства – это министерство обороны и министерство культуры. СВО — это проблема цивилизационная, и мы имеем ее именно из-за того, что культура долгие годы была из разряда – что вижу, то пою. Наверное, в силу сложности стоящей перед культурой задачи так долго и принималось это решение с назначением министра.
– Про культуру в контексте большой политики. Сейчас, во время проведения СВО на всё смотрят с точки зрения идеологии. Каждую новую постановку оценивают, не будет ли она провокационной или скандальной. Если ли вообще какие-то правила на этот счет? Есть ли артисты, которые не могут выступать на территории Новосибирской области?
– Вопрос даже не в артистах. Важен контекст. И если мы понимаем, что сейчас идёт специальная военная операция, то это надо учитывать и иметь в виду. Это главное условие, исходная точка. Специальная военная операция – это история про цивилизационный выбор, который существует сегодня в мире. Война идёт почти 3 года. Это не 2 дня, когда кто-то не успел прочитать в Телеграмме и может делать вид, что ничего не происходит. Я уверена, что те, кто внутри себя принял решение, что современная история России не совпадает с какими-то его ориентирами, и его в этой российской действительности не будет, уже давно покинул страну. И Бог им судья. Но здесь есть и к нам вопрос — мы где-то упустили, где-то не объяснили, что происходит в стране, не дали нужных ориентиров и культурных кодов.
То, что министерство культуры занимается, в том числе контролем учреждений – это правда. Но мы не занимаемся цензурой, хотя все правила игры четко проговорены. Есть 809-й Указ президента о традиционных ценностях, в котором прописано, что является основными национальными сокровищами нашей страны, теми важнейшими качества человека, которые мы должны научиться называть и транслировать в очень понятном виде.
К сожалению, на протяжении последних лет мы через чур ушли в метафоры, не сказав почти ни слова впрямую. И у меня, как у зрителя возникает вопрос: а зачем? Давайте мы скажем простыми словами. Нужно перестать формулировать лишние сущности. Поэтому сегодня и происходит очень сильный возврат к традиции, к постановке классики на сцене — именно она давным-давно уже сформулировала те самые паттерны, те самые слова, которые важно произносить.
– Да, выяснилось, «Мёртвые души» и «Бесы» оказались самыми актуальными постановками. Юлия Константиновна, ещё хотели спросить вас о самых резонансных выставках, которые были в Художественном музее. Был Суриков, Эрмитаж продолжается еще, был Русский музей и Третьяковка, привозили Рубенса. Была египетская коллекция из Пушкинского музея. На следующий год уже какие-то планы сформированы?
– Сформированы мечты. Нацпроект «Культура» заканчивается как система, но основная проектная часть будет реализована в рамках проектов «Молодежь», «Семья» и так далее. И Художественный, и Краеведческий музей работают с топовыми учреждениями по вопросам привоза в Новосибирск выставок из собраний ведущих музеев страны: к нам привезут шедевры из Русского музея, ГМИИ имени Пушкина, музея Царское село. Важно помнить, что с началом СВО очень сильно поменялись условия транспортировки и сохранности музейных предметов — это всегда было очень дорого и трудно, сегодня дороже в разы.
Привозили, например, Сурикова «Покорение Сибири Ермаком», но это не «Боярыня Морозова». Потому что «Боярыню Морозову» финансово (страховка и транспортировка) не потянуть почти никому в стране (В Новосибирске экспонировали этюды к картине «Боярыня Морозова» – прим. ред.).
– Но все равно, это же приятно, когда у нас выстраиваются очереди на Сурикова.
– Это с одной стороны, греет душу, — какие прекрасные люди живут в нашем городе, но с другой мы прекрасно понимаем, что из очереди это все выглядит совсем по-другому: когда ты стоишь, и тебя поливает дождь все два часа, ты уже точно немножечко меньше любишь искусство. А рядом с тобой ребёнок, который говорит: я хочу в туалет, у меня ноги мокрые – это совсем другой взгляд на выставку.
После очереди на Серова в Москве, старшей подобным опытом впервые в стране, все друг другу похлопали, — «какие мы молодцы!», а потом разработали целую серию методичек. Потому что вообще-то посетитель не должен стоять на улице, под дождём, он не должен ждать дольше 20 минут. То, что произошло у нас с Суриковым — это был наш Серов, когда мы впервые увидели такой ажиотажный спрос на выставку. Мы должны разработать механизмы, чтобы очередей на улице больше никогда не было, чтобы мы исключили эти очереди, оптимизировали процессы продажи билетов, логистику внутри залов, условия покупки билетов и многое другое.
Этот пример недоработанной концепции гостеприимства не только про музеи. Это же замечание верно и про театры, концертные организации, про почти все учреждения культуры области. Если внутри учреждения нет навигации и невозможно понять, где туалет, а где буфет, все остальное для зрителя начинает терять значение.
– Юлия Константиновна, до вашего назначения на пост министра культуры у вас была успешная научная карьера. Что с ней сейчас? Вы продолжаете преподавать?
– моя научная карьера связана с прекрасной наукой археологией. Я кандидат исторических наук по этой специальности. Археология – это наука про поиск в вечности. Это методика работы, которая позволяет сформировать в голове структуру, цели, задачи – наука этому очень хорошо учит. Когда ты работаешь в творческой сфере, самый частый аргумент, который я слышу, – «мы же творческие люди, что вы от нас хотите?». На самом деле любая деятельность, в том числе творчество, это всегда чёткое планирование, проектирование,очень системная и структурированная работа.
Я начала преподавать в высшей школе, ещё учась в университете. Сегодня я доцент, преподаю в НГУАДИ несколько курсов в рамках магистратуры по специальности «Охрана памятников и музейное дело». Учимся делать по-настоящему крутые музейные проекты.
– То, что вы стали министром, сильно изменило вашу жизнь? Чего вы лишились в первую очередь?
– Свободного времени. Такие должности — это всегда большой выбор и большая цена. Я очень редко вижу детей, мы чаще общаемся по телефону. Дети – школьники, сыну 17 лет будет в декабре, дочери 10 лет. Но мы научились находить выход и в этой ситуации — встречаться на мероприятиях. В начале ноября, когда мы привозили в Новосибирск спектакли Никиты Михалкова, там встретились с мамой и папой. А до этого мы виделись в июле, хотя живем в одном городе.
Чему учит работа в министерстве культуры, так это тайм-менеджменту. Я, например, научилась есть за 10 минут. Но главное — не бояться «играть в долгую». Дело и изменения, которые мы реализуем — история проектов длинной в несколько лет. Пусть прошло еще совсем немного времени, как я занимаю эту должность, но даже за первые месяцы работы уже удалось сдвинуть некоторые проекты с мертвой точки. Я уверена, это только начало!
