Мама требует простить бабушку, которая над нами издевалась, и помогать ей
Мама уже год пытается уговорить меня простить бабушку и начать ей помогать, ведь она мне родственница. Но я помню, как она издевалась надо мной и мамой, ничего не забыла. Поэтому теперь даже не пошевелюсь, чтобы чем-то помочь. Уверена, что в душе она также нас ненавидит, но в силу обстоятельств не может нам этого показывать.
Мое детство назвать легким и безоблачным не получается даже при всем желании. Мама вышла замуж рано, сама детдомовская, своей родни нет. А вот у отца родня была, да еще какая — мама и старшая сестра, которые абсолютно не обрадовались такой невестке, и даже не думали скрывать свое отношение.
Жили родители на территории бабушки. Маме жилье не полагалось, потому что она вроде как была собственницей какого-то домика в деревне, где жили когда-то ее родители, но по сути, дома не была, там все давно сгорело. А папа зарабатывал только на прокорм.
Я отца помню плохо, хороших воспоминаний почти нет, потому что к моему осознанному возрасту он просто безбожно пил. Работала одна мама, которую постоянно шпуняли бабушка и сестра отца. Они всегда говорили, что это мама довела отца до такого, ведь у хорошей жены мужик пить не будет.
Не знаю, почему мама все это терпела. Бабушка могла без разговоров отвесить ей пощечину, если считала, что та ей грубит. По имени ее не называли, только какими-нибудь неприятными прозвищами. Меня тоже любовью и лаской не окружали. Бабушка за внучку не считала вообще, ведь я пошла «в материнскую гнилую породу». Так что оплеухи и затрещины я получала щедро.
Отец пил, добавляя проблем. В пьяном состоянии он мог драться, кричать матом и угрожать. Я каждый раз умирала от страха, когда мама прятала меня в шкаф и пыталась утихомирить отца. Бабушка не вмешивалась, даже приговаривала, что только так до мамы можно что-то донести. Хотя и ей самой от пьяного сына перепадало, но гораздо реже и меньше, чем маме.
Когда отца выкинули с очередной работы за пьянство, мама стала работать чуть ли не круглосуточно. В эти дни я могла голодать, потому что мне запрещалось что-то брать из холодильника. Бабушка говорила, что нашего тут ничего нет, вот мать придет, пусть сама меня кормит.
Это длилось до моего восьмилетия. А потом отец допился окончательно и умер. В этот же день бабушка сказала, чтобы мы убирались из ее дома. Она просто охапкой выкинула наши вещи на лестницу, а там мы уже собирали их в сумки. Мама плакала, я тоже, но от облегчения. Я почему-то была уверена, что хуже, чем было, уже не будет.
Конечно, первое время было очень сложно. Нас приютили мамины сослуживицы, а потом от работы выбили комнату в общежитии. Это был самый настоящий рай — никаких драк и побоев, не нужно было прятаться, мама перестала ходить с синяками и вздрагивать от каждого скрипа.
Постепенно все налаживалось. Замуж мама больше не выходила, мы жили с ней вдвоем. Когда общежитие начали расселять, нам удалось получить отдельную квартиру. О бабушке мы не вспоминали никогда. Маму я ни за что не виню, она просто не знала, что бывает по-другому.
Сейчас мне уже двадцать восемь лет, я замужем, живу отдельно, с мужем замечательные отношения, планируем ребенка. Часто навещаю маму, мы близки. Но уже год я стараюсь общаться с ней реже, потому что каждый раз всплывает тема помощи бабушке.
Она появилась в нашей жизни внезапно. Мамина подруга работает в соцзащите, она и рассказала, что к ней обращалась мамина бывшая свекровь. У нее инвалидность и требуется помощь.
Не знаю, какой черт понес маму к бабушке. Она и сама толком объяснить не может. Но она пошла, бабушка все также жила по старому адресу, но уже одна. Они долго разговаривали, по словам мамы, бабушка очень изменилась, просила прощения, много плакала.
Мама долго настаивала, чтобы я тоже к ней сходила, но у меня такого желания не было. Тогда мама пригласила меня к себе, когда у нее была бабушка. Я об это не знала. Встреча вышла неприятная. Бабушка очень постарела, растолстела, от нее странно пахло. Она пыталась меня обнять, но я отшатнулась. Мне на физическом уровне было неприятно находиться с ней в одном помещении, про прикосновения уже не говорю.
Я тогда сразу ушла, а потом имела долгий разговор с мамой. Объясняла ей, что люди не меняются, а бабушка просто осталась одна и теперь будет из кожи вон лезть. чтобы с нами помириться ради своей выгоды. Оказалось, что сестра отца тоже начала выпивать и быстро отправилась за братом.
Но мама, которая последние лет десять прониклась идеями христианского всепрощения, убеждает меня, что я должна простить старушку и помогать ей. Да мне с ней рядом находиться мерзко, какая помощь может быть? Если мама забыла, что эта милая бабушка творила, как она травила нас, выгнала из дома, не делала ничего, чтобы помочь нам, то я все это помню так, будто это было вчера.
Меня абсолютно не трогают ее беды и проблемы. Я не испытываю злорадства, все закономерно, но и помогать ей не собираюсь. Маме я об этом говорю уже год, а она все надеется воззвать к моей жалости и родственным чувствам.
Нет во мне жалости к этому человеку. Отвращение есть, а жалости нет. По моему мнению, если бабушки завтра не станет, мир станет чуточку чище.