Жила-была девочка Саша Трофимова. Благополучная семья. Папа — художник-иконописец, мама — искусствовед. Дедушка служил военным атташе, бабушка — бывший военврач. Квартира в центре Москвы. 10 классов с отличием. В МГИМО — без проблем. Семинары, лекции, зачеты, экзамены. И ничего не предвещало.
Когда ты самая маленькая в военном «Урале». Фото: Из личного архива Саши Трофимовой
Видео дня
Но тут случилось 24 февраля 2022 года.
…- Подходит ко мне Саша, а она такая худенькая, небольшого росточка, на вид лет 15, и просит: подпишите, пожалуйста, обходной, ухожу в «академку», — рассказывает декан факультета Ярослав Скворцов. — Я сразу не понял: Сашенька, да ты что?! Из-за проблем с французским? Так, может, тебе помочь? «Нет, дело не во французском. Я на войну». — «Какая война?! Ты с ума сошла?! Да я сейчас твоим родителям расскажу!» — «Они в курсе. Кстати, я хорошо стреляю». Честно говоря, я обалдел.
Она обошла несколько военкоматов. Там отмахивались: «Иди, девочка, в куклы играй и готовься рожать…» Поехала в Белгородскую область, где набирали в войска тогда еще непризнанных республик. Тщетно. Тогда записалась в волонтеры — стала сопровождать «гуманитарку» в зону СВО. И как-то вдруг оказалось, что маленькие девочки тоже могут пригодиться.
В первый раз поехала в Харьковскую область. Мама снаряжала, как в пионерлагерь, дедушка перед выходом сунул в рюкзак любимую шоколадку («Мы ее схомячили по дороге в Купянск»), а папа просил сфотографироваться на перроне, когда его не пустили проводить ее до вагона. Потом были ЛНР, ДНР, долгий перерыв и мысли о том, что больше ехать не стоит. Но она ездила снова и снова.
…Саша очень красивая. Одета по последней моде — потому что на побывке в Москве. Мы сидим в кафе, и я представляю ее в стайке рафинированных девчонок из МГИМО — ничем не выделяется. Рассматриваю фотографии оттуда — и бронежилет ей тоже к лицу!
Вышли на улицу прогуляться.
— В Запорожской области намного теплее. Я так давно не видела снега!
— А не холодно?
— Да что вы! Я недавно ездила с мужем на реабилитацию на Дальний Восток, там было минус 53. И то ничего.
Мужа Саша нашла на СВО. Вернее, их соединила судьба. Внезапно начался обстрел. Офицер с позывным «Алик» закрыл девчушку от осколков своим телом. А через три часа в блиндаже сделал предложение.
— Какая девушка откажет мужчине, который спас ей жизнь? Я посмотрела в его глаза и тут же в них растворилась, — улыбается Саша.
Она получила позывной «Маленькая».
Из дневника Саши. «Прошел год академического отпуска. Моя жизнь кардинально изменилась: я уехала на СВО в 19 лет, а вернулась с мужем и без здоровья. Кроме кругов ада, я объехала страну от новых территорий до Дальнего Востока, где дислоцирована часть мужа. А сейчас нахожусь в некоторой растерянности. У меня нет того интенсивного режима, к которому я привыкла в моей родной Москве, но есть постоянное ожидание нового отъезда на СВО. Нет привычного круга общения. Люди, с которыми нас раньше объединяли общие интересы, вдруг заговорили на непонятном мне языке. Моя психика пережила серьезную нагрузку военных действий, а после — смену жизненных реалий и социального статуса. Я не представляю, как вернусь к обычной жизни. Мне определенно нужны «костыли».
Под Сватово она была контужена. А потом в одной из поездок отравилась фосфорным зарядом.
— Очередной обстрел, — рассказывает Саша. — Увидела какой-то дым. По дороге запершило в горле. Дышать не могу. Страшный кашель, глаза вылезли и кровь в мокроте. А медиков нет. Меня на поезд. Отпаивали молоком. Отправили в Москву. В Первой Градской лежала неделю. Потом убежала на фронт к мужу. Как он там без меня? Оставила врачам извинительную записку.
То ли после той химической атаки, то ли после контузии, но один глаз у Саши почти не видит. Врачи разводят руками: «Приходите после 25 лет. Организм, может, и сам справится»…
А как она радовалась, когда смогла стать донором . «До этого несколько раз пыталась, но после ранения были проблемы с гемоглобином».
…Когда она уезжала в первый раз, дедушка с бабушкой и мама с папой договорились: каждый день в одно и то же время, где бы они ни находились, они за нее молятся. Как я их понимаю! И тоже молюсь. Господи! Что же Ты делаешь, если такие красивые девушки ходят по краю жизни и смерти? Месят грязь. Моются в бомбоубежищах ледяной водой из ржавой бочки? И с тревогой смотрят на небо — нет ли дронов?
«Я привыкла не ныть. Если что — отправят к куклам. Не раз видела, как здоровые мужики плачут. А мне нельзя.»
Я все пытаюсь понять — зачем? Она пытается объяснить: «Всё началось еще в детстве, когда случилась Крымская весна, я бойко учила с папой украинский, в квартире тети жили беженцы с Донбасса, а война не казалась такой бесконечной. У нас не было телевизора, в тот момент я еще не пользовалась интернетом. Мой пазл складывался из живых рассказов очевидцев, бесед с военными, истории, литературы. А еще мемуары прапрадедов, служивших во Львовской губернии, и рассказы прабабушки о бандеровцах, вырезавших их деревню».
Нет, она не авантюристка и не поплелась за гусаром на фронт. Просто сделала свой выбор. Хотя в школе мечтала стать официальным представителем МИД — как Мария Захарова. Потому и в МГИМО, о котором грезила с шести лет.
Семейная жизнь у Саши счастливая. Семья потомственных московских интеллигентов приняла зятя.
Под Сватово она была контужена. А потом отравилась фосфорным зарядом
Из дневника Саши. «Мы не знаем, какой конец нас ожидает, сколько нам отведено пробыть вместе. Постоянно испытываем страх потерять друг друга, потому что знаем, насколько часто здесь это происходит. Все самые важные моменты начала отношений, когда любовь только вспыхивает горячим ярким пламенем, у нас порезаны на короткие, иногда минутные встречи, редкие звонки по спутниковой связи и письма. Да, в самом начале на новых территориях не было связи, и нас спасали письма, где было сказано всё то, что не удавалось произнести лично.
И тем больше мы умеем ценить то, что у нас есть: мы знаем, как дороги даже простые часы спокойного семейного ужина. Когда-то мы только об этом мечтали, лежа в спальниках в буханке. Мы знаем, сколько каждый из нас делает для того, чтобы были эти минуты, когда можно заснуть и проснуться вместе, никуда не уезжать на рассвете, не прощаться как в последний раз. И остается надежда, что у нас есть шанс не только пересечься взглядом, когда наши колонны идут в разные стороны, но целая вечность объятий друг друга, где не будет войны, а только любовь».
После лечения на Дальнем Востоке, где и зарегистрировали брак, молодые приехали в Москву. Показали обручальные кольца, которые показались мне странными. Плоские, широкие. Из золота, правда.
— Это чтоб за курок не цеплялись?
— Да нет, нам такие понравились. А на передке мы их все равно снимаем. Чтоб не отсвечивали. А вдруг снайпер?
Первую годовщину свадьбы они встретили по одну сторону окопов, но на разных участках фронта. А когда все же удается воссоединиться… Живут то в палатке, то в кабине армейского «КамАЗа», то в каком-нибудь холодном подвале.
— Я привыкла не ныть. Если что — отправят к куклам. Не раз видела, как здоровые мужики плачут. А мне нельзя.
— А почему у тебя, коренной москвички, появился легкий украинский акцент? — не отстаю я.
— Что, заметно? Просто я сейчас много общаюсь с женами украинских военнопленных.
— Мову на факультете выучила?
— Да нет! — смеется она. — У нас только английский и французский. За два года на месте обучилась. Через Красный Крест пытаемся помочь в обмене наших на не наших. Очень тяжело. Одного мальчика обменяли, а он прямо в расположении повесился. Оказалось, его в плену кастрировали.
Недавно она навестила родной МГИМО. И подарила ректору осколок, который чиркнул, вопреки бронежилету, в районе селезенки. Осколок небольшой, где-то с почтовую марку. Только писем с такими марками не бывает. Оттуда не напишешь.
— Саша, что ты будешь делать дальше?
— Конечно, вернусь к мужу. Он после контузии немного оглох, но продолжает командовать своим подразделением. Будем сражаться до самой победы.
— А потом?
— А потом восстановлюсь на факультете. Нарожаю детей. И когда-нибудь стану официальным представителем МИДа. Мечта же никуда не ушла.
