Театр, отметивший в прошлом году 90-летие, получил к юбилею царский подарок — возможность впервые выступить на Исторической сцене Большого театра. Для показа выбрали самую серьезную постановку из своего репертуара — «Бориса Годунова» Мусоргского. Над спектаклем, оказавшимся интересным научно-художественным экспериментом, работала «расширенная» команда — дирижер Дмитрий Крюков и режиссер Ольга Иванова в тандеме с художником Виктором Герасименко, а также консультанты Евгений Левашёв и Надежда Тетерина.
Дело в том, что из существующих восьми авторских и четырех чужих вариантов (трех от Римского-Корсакова и одного — от Шостаковича) оперы в Краснодаре появилась на свет эксклюзивная версия, в восьми картинах. Вообще уже давно стало традицией, что постановщики тасуют их, как колоду карт. Посему среди дирижеров у Мусоргского репутация композитора бесконечных вариантов. При этом в целом концепция краснодарского спектакля следует по привычной канве повествования. Но есть и значимые смещения акцентов в сюжете: сцена в литовской корчме изъята; серьезно сокращен польский акт, а новым привнесением стала сцена «Лесная прогалина под Сокольниками на Днепре» с величанием Самозванца.
Спектакль получился, как чаще всего и бывает, масштабным: задействовано более 200 артистов и не только Музыкального театра, но и юные воспитанники детской студии, и Кубанский казачий ансамбль «Криница», которые так же, как и театр, входят в творческое объединение «Премьера» имени Л.Г. Гатова. Основной цвет постановки — графитово-серый, главные элементы декорации — каменные глыбы, как аллегория самой России.
Драматургически авторы спектакля, где нарочито нет сквозного повествования, подчеркивают, прежде всего, две мысли. Первая, царь не был детоубийцей. Любопытно, что в своем знаменитом спектакле 1989 года Музыкального театра имени К.С. Станиславского и Вл.И. Немировича-Данченко вместе с дирижером Евгением Колобовым режиссер Ольга Иванова доказывала обратное и обличала государя… Вторая идея, которую проводит новый спектакль: о бессмысленности и беспощадности русского бунта вслед за Мусоргским, Пушкиным и Карамзиным. На фоне монструозных в размерах элементов декораций человек со всей палитрой своих переживаний кажется мелким и незначительным. Поэтому внешняя эффектность постановки не переплавляется в смысловую убедительность.
В музыкальном плане эта версия, быть может, даже того и не желая, только подчеркивала «обрывочность музыкальных фраз», о которой, работая над оперой Мусоргского, в свое время размышлял Римский-Корсаков. И это правда: в «Борисе Годунове» нет привычной «оперности», кантиленности звучания. Он весь харизматичный, нервный и упрямый, как его автор. Для музыкантов оркестра и певцов, несмотря на «усиление» состава столичными солистами — Владимир Кудашев из «Новой Оперы» был царем Борисом, а Игорь Янулайтис из Большого театра — Шуйским, Артем Борисенко (Пимен), опера Мусоргского — вызов и испытание. Но, как говорится в подобных случаях, за попытку спасибо!
