«Кремлевский балет» представил зрителям премьеру: «Раймонду» Александра Глазунова в хореографической версии Андриса Лиепы. Постановка посвящена памяти хореографа Андрея Петрова.
Напомним, что народный артист России Андрей Петров чуть больше 30 лет назад стал основателем труппы театра «Кремлевский балет».
Средневековую историю красавицы Раймонды и ее поиски любви Андрис Лиепа осмыслил по-новому, он выступил и автором новой версии либретто балета. Почему его нельзя называть новатором и сравнивать с Сергеем Дягилевым, хореограф рассказал «Вечерней Москве».
— Андрис Марисович, что нового в вашей «Раймонде»?
— Когда-то в первой постановке Мариусом Петипа был задуман персонаж, который в советское время исключили: Белая дама, хранительница дома де Дорис. Убрали его потому, что сочли тему мистицизма в советском искусстве лишней: собственно, такую просьбу озвучили Агриппине Вагановой, когда она выпускала этот спектакль в Кировском театре. С тех пор во всех версиях Кировского, теперь уже Мариинского, театра этот персонаж отсутствует. Хотя это был очень важный персонаж. В первой постановке Юрия Григоровича в Большом театре Белая дама тоже присутствовала. Но сейчас, в версии 2003 года, Белая дама исчезла. Мы ее возвращаем. У нас Белую даму танцует заслуженная артистка России Ирина Аблицова, у ее персонажа очень необычный рисунок танца. Кроме того, мы добавили монолог Абдерахмана (сарацинский шейх, один из главных персонажей спектакля. — «ВМ») — на музыку Глазунова, которая сегодня не используется ни в одной из известных версий. В первый раз я услышал ее в варианте Гранд-опера, в постановке Рудольфа Нуреева. Потом в версии Николая Боярчикова в Санкт-Петербурге, там этот музыкальный момент тоже присутствовал. Но сейчас эта музыка ни в Большом, ни в Мариинском не звучит. Только у нас, и, на мой взгляд, монолог Абдерахмана, поставленный на нее, получился убедительным.
— Какое для вас лично имеет значение этот балет, учитывая ваш опыт танцовщика?
— Часть моей жизни связана с этим балетом. Я в него влюблен! И свою любовь хотел передать артистам. В 1984 году, когда Юрий Григорович ставил «Раймонду» на сцене Большого театра, я был в ней занят. Танцевал сначала в четверке кавалеров, затем одного из трубадуров, потом дорос до главной партии Жана де Бриена. С этим спектаклем мы выезжали в Париж, Лондон, Нью-Йорк, проехали всю Северную Америку. Потом мы с Ниной Ананиашвили попали в Нью-Йорк Сити балет и танцевали вариации на тему Раймонды в постановке Джорджа Баланчина. Затем я работал в Мариинском театре, была постановка Константина Сергеева, в которой я тоже участвовал. То есть то, что я сделал здесь, на Кремлевской сцене, я сам станцевал в нескольких театрах. И я, собственно, свел в единое целое все самое лучшее, что знаю. Мариус Петипа создал это спектакль в 1898 году. И хотя сегодня «Раймонда» идет и в Гранд-опера в Париже, и в Американском театре балета, где был поставлен третий акт, который я видел, работая у Михаила Барышникова, только Москва и Санкт-Петербург владеют уникальными танцами Петипа.
— «Раймонда» считается вершиной балетного искусства. Такие шедевры доступны восприятию массового современного зрителя?
— Все хотят видеть «Раймонду», которая понятна. Я это учитывал. Постановка будет идти в двух актах и четырех картинах. Мы убрали форму трехактного спектакля: сейчас зритель не может высидеть три акта, ему это удается с трудом. Большой театр, кстати, в последней редакции «Спящей красавицы» тоже так поступил — сократил до двух актов.
— В вашем балете нет ни одного фуэте, но все равно он считается чуть ли не самым сложным!
— Да, это так. Это спектакль для зрелых балерин. Но Майя Плисецкая мне лично рассказывала, что она станцевала «Раймонду» в 19 лет. Это было в 1961 году. Тогда комсомольская организация обратилась к руководству Большого театра с негодованием, почему молодые артисты не участвуют в новых постановках. Так она стала самой молодой Раймондой в истории. Нашим артистам, конечно, не по 19 лет, но они все равно молоды. На таких спектаклях растут и превращаются в мастеров.
— Что вы имеете против сравнения вас с легендарным Сергеем Дягилевым?
— Я хореограф-реставратор. А он был хореографом-революционером. Я таковым не являюсь. Я люблю все старые спектакли. И все, что я восстанавливаю из балетов Михаила Фокина, Мариуса Петипа, — это всегда преклонение перед гениями прошлых лет.
— У вас есть какие-то секреты успеха, которые вы передаете артистам сегодня?
— На сцене «Кремлевского балета» я танцую с 1971 года, впервые вышел на нее в балете «Школьный двор», когда еще учился в хореографическом училище. Потом я танцевал здесь свою первую «Коппелию». После первого акта, помню, чувствовал, что лицо у меня было совершенно невыразительным, я не мог сыграть ни одну мизансцену. Во втором акте разогрелся, и в третьем все было нормально. Поговорил об этом со своим отцом, Марисом Лиепой. Он меня спросил, разогрел ли я ноги. «Конечно! — ответил я. — И руки тоже!» — «А лицо ты разогрел?» — «Зачем?» — удивился я. И он объяснил мне, насколько это необходимо. С тех пор я всегда разогревал лицо. И продолжаю делать это даже перед интервью и пресс-конференциями. Я стараюсь спрятаться за декорациями, в каком-нибудь уголке, чтобы никто не подумал, что я сошел с ума, делая странные движения лицом. Но это на самом деле очень важно, чтобы выглядеть хорошо и убедительно: энергичная мимика помогает привести в тонус весь организм.
— Планируете гастроли по миру с «Раймондой»?
— Спектакль получился грандиозный и сложный. Нам нужно найти такие масштабные театры, которые могли бы нас принять с нашими декорациями. Известно ведь, что после премьеры «Жар-птицы» Дягилеву пришлось отказаться от оригинальных декораций Головина, потому что их могла вместить только парижская Гранд-опера. Затем уже Наталья Гончарова сделала облегченную сценографию. Наверное, в параметры каких-то сцен мы и впишемся. Но в данный момент гастролей мы не планируем.
— Вы предложили посвятить этот спектакль памяти Андрея Петрова, ушедшего из жизни два года назад…
— Конечно! Эта труппа была создана усилиями Андрея Борисовича. Он отдал «Кремлевскому балету» больше 30 лет жизни. Я, кстати, сначала с ним работал в Большом, танцевал в его спектаклях «Деревянный принц», «Калина красная». Когда появился «Кремлевский балет», танцевал в премьерном спектакле «Макбет» в постановке Владимира Васильева, потом в его же «Золушке».
— Вы легко находите контакт с артистами, занятыми в вашей постановке? Вообще, вам хорошо работается в Кремлевском дворце?
— Конечно. Я всегда говорил и говорю артистам, что всем, чем могу, я им помогу. А как иначе? Вся моя жизнь связана с проходом через Кутафью башню на балет. Я с трех лет сюда ходил: сначала к папе в гримерку, затем уже сам как артист. Место для меня знаковое. Работать здесь — это счастье.
— Откуда в вас столько оптимизма и веры?
— Я родился и вырос в артистической семье. Папа всю жизнь был влюблен в балет. Я продолжаю семейные традиции нашей семьи и не имею права не соответствовать уровню, который задал в искусстве балета Марис Лиепа. Мы с Илзе (сестра Андриса Лиепы. — «ВМ») всегда помним об этом и работаем не на сто, а на двести процентов.
