На базе департамента психологической работы минобороны сформированы мобильные группы психологической помощи, которые временно командируются в ту или иную группировку российских войск. Однако некоторые соединения гораздо раньше озаботились тем, чтобы иметь своего постоянного штатного психолога.
Один из тех, кто сегодня работает с ментальным здоровьем бойцов непосредственно на линии боевого соприкосновения, — гвардии капитан Евгений Кужин. Корреспондент "РГ" побывал на занятиях Евгения Владимировича по психологической подготовке в одном из подразделений 155-й гвардейской бригады морской пехоты ТОФ и побеседовал о секретах его работы.
Евгений Владимирович, как психолог попал на спецоперацию?
Евгений Кужин: После окончания факультета морально-психологического обеспечения войск Военного университета министерства обороны в Москве я сначала распределился замполитом роты в 40-ю бригаду морской пехоты на Камчатке, а затем перевелся в 155-ю бригаду морской пехоты в Приморье на должность начальника группы психологической работы. Ну а через год после этого началась спецоперация. Так что я здесь с самого начала. Мой боевой путь: предместье Киева, Мариуполь, Павловка, Кременчик, Новомихайловка, Глубокое, вот теперь Курская область.
Чем здесь приходится заниматься?
Евгений Кужин: Если коротко, то в мои обязанности входит психологическая подготовка вновь прибывшего пополнения, а также реабилитация бойцов после боя. То есть занимаюсь их восстановлением, стабилизацией эмоционального состояния и смотрю, готов ли он продолжать службу.
Такая служба психологической помощи, как у вас, — она сейчас в каждом соединении?
Евгений Кужин: На базе департамента психологической работы минобороны были сформированы мобильные группы психологической помощи. Каждая такая группа на четыре месяца забрасывается в ту или иную группировку войск, отрабатывает и возвращается в пункт постоянной дислокации. Вероятно, я один из немногих военных психологов, кто на постоянной основе находится в своем соединении на СВО. Руководство бригады изначально понимало, что эта работа жизненно необходима бойцам, и поэтому создало все условия для ее выполнения. Такое ноу-хау от 155-й бригады.
Правильно ли я понимаю, что основные группы, с которыми вы работаете, во-первых, новобранцы, а во-вторых, те, которые только что вышли с боевой задачи?
Евгений Кужин: Совершенно верно. Также иногда приходится выезжать на ЛБС (линию боевого соприкосновения. — Прим. ред.), если приходит сообщение, что там люди деморализованы или что-то еще с ними произошло нехорошее. Я мчу сразу туда и нахожусь на позициях вместе с бойцами. В такой ситуации, кстати, и получил я свое ранение…
Расскажите про работу с такими случаями на ЛБС.
Евгений Кужин: Когда бойцу на передовой сложно справиться со своим страхом самостоятельно, я туда прибываю и пытаюсь расположить его к себе. Мне это сделать проще, потому что меня знают и мне легче с ним мосты наводить. Я ему объясняю, что у него происходит с психикой. После этого пытаюсь различными приемами, кейсами привести его в чувство. А если вижу, что психогенная потеря невозвратная, то увожу его оттуда.
Можете рассказать конкретный случай?
Евгений Кужин: Был такой матрос, который работал в отряде эвакуации раненых. И тут он теряет двух товарищей, с которыми долгое время работал и к которым прикипел душой. Ему присылают на замену других. А он их не принимает, у него истерика, приступ нескончаемого плача.
Только обстрелянные люди, хоть они были и в аду, могут выдержать этот стресс
Ничего с ним сделать на позициях я не смог и принял решение забрать его оттуда. Первое, чем его нужно было обеспечить, — это спокойствие и сон. Затем я с ним начал говорить, и он потихоньку стал раскрываться. После стадии принятия реальности пришел в себя. Мне понадобилось две недели, чтобы вернуть его в строй.
Но ведь с каждым бойцом проводить такую индивидуальную работу нереально. Как справляетесь?
Евгений Кужин: Увы, действительно, хоть я и начальник группы психологической работы, но в бригаде на СВО нахожусь один. Есть у меня в подчинении четыре психолога, служащие ВМФ (гражданские), но они остались в части, во Владивостоке. Не потащу же я девчонок в эту мясорубку! Поэтому, чтобы все успеть, приходится расставлять приоритеты. Практикую такие вот групповые занятия по психологической подготовке и реабилитации в подразделениях. Работаю с командирами, которым выдаю рекомендации, как разговаривать с бойцами в острых ситуациях, чем успокоить или мотивировать.
А у кого психика более устойчива? У новобранцев, кто еще не бывал в стрессовой ситуации, или у тех, кто уже прошел через бои и настрессовался вволю?
Евгений Кужин: Есть такие понятия, как сознание мирного времени и сознание военного времени. Когда мы приходим на войну, то у нас происходит моментальное переключение с одного на другое. Вот именно в этот момент человек очень подвержен возникновению боевого стресса. Со временем его психика адаптируется к этой среде и существует в ней. Поэтому ответ очевиден. Только обстрелянные люди, хоть они были и в аду, могут выдержать этот стресс. Другой вопрос, как выводить их из этого состояния, когда они вернутся к мирной жизни. В этом плане у нас есть горький опыт ветеранов Афганской и Чеченской войн. Сознание военного времени будет тянуть их в иную реальность. Должно пройти время, чтобы они смогли переключиться.
Что вы рекомендуете воинам, которые уходят на гражданку?
Евгений Кужин: В первую очередь нужно исключить из своей жизни алкоголь, шум, нервотрепку. Уехать с близкими людьми, желательно с семьей, на природу в деревню. Взять с собой любимые с детства книжки. И наслаждаться тихой безмятежной жизнью на свежем воздухе с физическим трудом какое-то время, пока психика не стабилизируется. Кроме того, сейчас множество программ по медико-психологической реабилитации бойцов, можно ими воспользоваться.
А можно начать готовиться к мирной жизни уже здесь, на войне?
Евгений Кужин: Конечно, я в своей практике очень часто использую такое понятие, как психологическое программирование. Может, вы заметили, что в ходе беседы с бойцами я говорил об их будущем после войны. О том, что они с гордостью наденут свою форму морского пехотинца, свои тельняшки и береты, свои медали. Куда они приедут, с кем встретятся, кого обнимут, как пройдутся по родному городу. Рекомендую всем сходить в школу, где учится их ребенок, рассказать о своем боевом пути. Эти мои рекомендации создают у них образ будущего, чтобы они мечтали перед сном и представляли, как все это произойдет. Оттиск этого образа в подсознании будет потом через интуицию создавать у человека новую реальность. Я этот психологический прием проверил на себе, хоть и не умышленно.
Каким образом?
Евгений Кужин: Когда наша бригада выходила с киевского направления, мы шли эшелоном в Ростовскую область. Пока ехали, созванивались с нашими ранеными товарищами, которые по госпиталям лежат. И в ходе разговора вдруг слышу такую фразу: "Операцию сделали, выплатили три миллиона". А мы в то время даже не знали, что за ранение какие-то деньги положены. И вот как-то я и допустил у себя в голове эту мысль: если меня ранят, то я получу три миллиона и потрачу их на ипотеку. В итоге я оказался именно в то время и в том месте, когда и где не должен был находиться, где и попал под обстрел, последствием чего стали тяжелое ранение и девять операций. И потом я действительно потратил эти три миллиона на то, на что хотел. Теперь я всегда рекомендую ребятам следить за своими мечтами, потому что они сбываются. Сразу представляйте себе образ светлого будущего: победу и возвращение домой целыми и невредимыми. Это действительно работает.
