10 лет назад, в конце августа 2014 года, ополченцы замкнули кольцо вокруг небольшого города Иловайска и нанесли самое крупное поражение Вооруженным силам Украины за все время активных боевых действий в Донбассе в 2014-2015 годах. События, которые вошли в историю как Иловайский котел, стали одним из поворотных моментов, определили развитие всего конфликта на востоке Украины и привели к подписанию Минских соглашений. К годовщине окончания боев за Иловайск наш корреспондент пообщался с участниками ополчения «первой волны», местными и российскими добровольцами. В рамках цикла к десятилетию конфликта на Украине «Лента.ру» рассказывает о том, с чем пришлось столкнуться ополченцам в боях 2014 года и как сложилась их судьба.
Первую часть монологов ополченцев о причинах войны и первых столкновениях 2014 года можно прочитать здесь.
О первых добровольцах
Александр Жучковский, волонтер, журналист, автор мемуаров «85 дней Славянска»
Если честно, мы ощущали себя смертниками. Цель была одна — продержаться до прихода своих. Все еще надеялись, что придут российские подразделения и произошедшее в Крыму повторится здесь. Хотя уверенности не было никакой.
Странно про это говорить, но тогда это просто воспринималось как должное. Чувство обреченности прибавляло вдохновения и даже куража.
Наверное, все мы были романтиками-идеалистами
Я интересовался взглядами своих сослуживцев и выделил для себя две основные формы мотивации.
Первую можно описать словами «наших бьют — пора вступаться». Во все времена были люди, которые живут военным делом даже в спокойной обстановке. Во время войн они с легкостью записываются в армию, любят рисковать, соглашаются на любые авантюры.
Вторая форма — идеологическая. Человек в душе не является авантюристом, но располагает твердой системой внутренних убеждений. Он может быть худосочным студентом, но без колебаний отправиться в окопы ради своей идеи.
Среди добровольцев, к слову, таких людей было очень и очень много: интеллигенты, никогда не державшие в руках винтовку, студенты, работники офисов… Совсем не те люди, которые в мирные времена занимаются страйкболом или учатся выживать в горах
Что касается меня, я долго анализировал этот вопрос и пришел к выводу, что после трагических событий 2 мая в Одессе находился в состоянии глубокого аффекта. К тому же я всегда был патриотом, для которого разделенный русский народ — большая трагедия. Ну и мужское начало, конечно, тоже. Всегда хотелось понять, насколько сильны мои убеждения и готов ли я проливать за них собственную кровь.
Вадим Иловченко, командир батальона территориальной обороны
Порой к нам в подразделение добровольцами приходили совсем молодые ребята по 18-20 лет, даже не служившие в армии. Таких я как раз направлял на безопасные участки и вооружал гладкоствольным оружием.
Но гораздо больше было тех, кто в свое время прошел войну в Афганистане или служил в регулярных боевых подразделениях
Офицеров запаса, бывших десантников и разведчиков я отправлял в авангард и пытался вооружить наилучшим образом.
Виталий Киселев, полковник в отставке, военный эксперт
Лично я то и дело завозил новые отряды добровольцев в Славянск.
В неделю, бывало, записывались до 150 человек, в том числе с «Большой земли»
О перешедших на сторону восстания солдатах Вооруженных сил Украины
Александр Жучковский, волонтер, журналист, автор мемуаров «85 дней Славянска»
Российский читатель может легко представить себе, чем были Вооруженные силы Украины в 2014 году, вспомнив нашу армию в начале нулевых. Мотивации мало, со снаряжением тяжело, но при этом базовая выучка и организация присутствовали.
Многие из них думали, что все закончится быстро, зайдут российские подразделения и война прекратится, а их распустят по домам. По крайней мере так рассказывали пленные.
Многие из тех, кто переходил на нашу сторону, считали примерно так же. Их замысел часто был корыстен: придет Россия, и я хорошо устроюсь в военной системе. Мотивация была материальной. Поэтому многие, когда поняли, что праздника не будет и придется сражаться всем, просто ушли
Вадим Иловченко, командир батальона территориальной обороны
В Краматорске было около десятка бывших эсбэушников и вээсушников, которые перешли на нашу сторону до или во время боевых действий. Но впоследствии это сыграло с нами плохую шутку.
Потому что уже после того, как мы покинули город, большая их часть осталась в городе и помогала противнику искать сотрудничавших с нами горожан. Они оказались информаторами, были сознательно внедрены к нам
В частности, один из этих ребят оказался ответственен за пленение журналистов с телеканала «Звезда». Сами они потом рассказывали, что на позициях к ним подошел мужчина с нашими знаками различия и предложил снять репортаж про сражение за аэродром.
Бой там тогда действительно шел… Правда, в итоге микроавтобус, куда эта съемочная группа, не опасаясь подвоха, уселась, приехал прямо в расположение вражеской разведки.
Но выбора тогда особенно не было. Мы принимали в наши ряды практически всех желающих, не имея возможности установить их мотивы. И за эти ошибки пришлось заплатить большую цену
О боеспособности Вооруженных сил Украины
Виталий Киселев, полковник в отставке, военный эксперт
Новым властям нужно было втянуть армию в бойню, измазать ее руки в крови, чтобы та не могла занимать нейтралитет, как это было поначалу. Но основную роль играли, конечно, добробаты, их костяк составляли любые люди, которые были активистами Евромайдана.
Военные не особо хотели биться, но приходили националисты и разными способами мотивировали их атаковать
Когда это не получалось, могли, например, обстрелять из минометов, утверждая потом, что это сделали «сепаратисты». Бывало и так, что становились между двумя подразделениями, провоцируя огонь друг в друга.
Но когда на Украину пошли гробы, мнимый нейтралитет военных испарился окончательно
Появилась риторика, что это российские подразделения, что против них сражаются чеченцы, абхазы и сербы… Но в апреле 2014 года здесь почти не было добровольцев, они начали появляться с конца мая, когда бои приобрели общевойсковой размах.
Когда мы брали пленных, большинство из них говорили, что вообще не понимают происходящего. Уверяли, что их заставили сражаться против своей воли. И это действительно было так. Призывники, что с них взять? Средний возраст 20-30 лет. Воевать они почти не умели, не могли доставить нам серьезных проблем на поле боя. А вот кто тогда представлял серьезную угрозу, так это части спецназа и националисты.
Но при этом между сторонами происходил обмены…
Хотя на вернувшихся из плена наших ребят было откровенно страшно смотреть. Увидев эту картину однажды, сохранишь в памяти навсегда. Не могу представить, что с ними там делали…
Мы же им возвращали абсолютно здоровых, откормленных, одетых в гражданское парней. Хотя отмечу, что у меня было полное моральное право убить нациста. Но если была возможность спасти ему жизнь, лично я спасал.
Вадим Иловченко, командир батальона территориальной обороны
Офицеры в рядах Вооруженных сил Украины в большинстве своем понимали весь трагизм начавшейся войны. Многие сами были с юго-восточных областей и поначалу не хотели стрелять, имитируя свое участие в боях. С некоторыми мы даже вели негласные переговоры, что не будем трогать друг друга.
Значительная часть воевавших против нас была из националистических отрядов, которые тогда не имели официального статуса. Их главной задачей было «замазать кровью» кадровых военных, заставить ненавидеть местных
Здесь все просто: любой человек, который теряет в бою своих товарищей, сидит под обстрелами, волей-неволей озлобляется на врага. Так работает человеческая психика.
Александр Жучковский, волонтер, журналист, автор мемуаров «85 дней Славянска»
Состояние Вооруженных сил Украины было весьма плачевным.
Но нужно понимать, что у них были пушки, самолеты, реактивные системы, а у нас — ничего
К тому же воевать они учились быстро, и, как ни крути, превосходство сказывалось.
Что касается нацистов, да, они были ядром группировки, которая стремилась нас подавить. Радикалы стали ударной силой штурма, они выполняли самую кровавую работу: обстреливали жилой сектор, убивали гражданских, совершенно не боясь замараться в крови. Вээсушнки на такое шли с большой неохотой, чаще всего под давлением извне.
Об отношениях с местными
Вадим Иловченко, командир батальона территориальной обороны
Однажды к нам пришел житель Краматорска, умоляя спасти сына, который служил срочную службу и сражался на стороне Украины. Сын его дежурил на одном из блокпостов на въезде в город и искал возможности перейти на нашу сторону. Сумел позвонить отцу, а тот пришел напрямую ко мне.
Мы воспользовались выгодным обстоятельством и получили ценного информатора в рядах противника. Дальше — больше.
Парень сумел уговорить сослуживцев продавать нам оружие и боеприпасы на регулярной основе. Граната стоила пять долларов, крупнокалиберный патрон — один доллар. Позже у них появились автоматы, винтовки и гранатометы. Все рабочее. Не знаю, где они их брали
Как мы вытаскивали этого молодого человека, вообще отдельная история. У него был день рождения, я выделил средства, и отец под видом благодушного родственника притащил на блокпост огромный пакет со спиртным и закусками. Мы дождались, когда срочники все это благополучно употребили, и ворвались к ним с оружием наперевес. Отобрали автоматы, немного избили для реалистичности и забрали своего информатора под видом ценного языка вместе с его штатным пулеметом.
Остальным потом помогли сбежать от войны и выбраться в Россию. Какой-то особой ненависти к рядовым бойцам мы тогда не испытывали
Александр Жучковский, волонтер, журналист, автор мемуаров «85 дней Славянска»
В Славянске из-за надвигающегося окружения с каждым днем нарастало чувство коллективного фатализма, но паники не было.
Да, мы были готовы погибнуть и знали, ради чего. Поразительно, насколько общим было это ощущение
Жители города, казалось, разделяют его. Царила атмосфера невероятного братства, потому что мирные тоже считали себя обреченными. Нам постоянно приносили продукты, сигареты, просто ободряли нас добрым словом. Поддержка была почти абсолютная.
У многих воскресли архетипы, связанные с Великой Отечественной войной. Восприятие Вооруженных сил Украины как нацистов, конечно, сыграло свою роль. Многие отдавали самое последнее. Это, безусловно, поражало.
О победах и поражениях
Виталий Киселев, полковник в отставке, военный эксперт
К началу июля в гарнизоне Славянска, сказать честно, все уже двигалось в сторону хаоса. Когда против тебя стоят 120-милиметровые минометы, танки, гаубицы, любой штурм превращается в чистое самоубийство. У ополчения почти не было гранатометов, считанные единицы боевой техники.
4 июля, буквально за полдня до прорыва из Славянска, меня тяжело ранило в спину. Завалило обломками, но свои раскопали. Увезли в Лисичанск, достали осколок.
Но вскоре в окружение попал и Лисичанск, они атаковали город в основном со стороны Северодонецка и Рубежного. Били вертолетами, били градами… Понятно, что противопоставить нам было тогда нечего
У нас в распоряжении были четыре БТР, несколько тяжелых минометов и танк, боеприпасы для которого исчислялись единицами. Требовалось по крайней мере в три-четыре раза больше, тогда, вероятно, смогли бы удержаться.
Бои были очень жестокими, постоянные удары и контрудары
Приняли решение прорываться. Противник почему-то думал, что ополчение смогло заминировать все подъезды в город. Это дало нам немного времени.
Основная проблема, что сам Луганск, куда мы собирались переместиться, находился в котле. Пришлось закрепиться в Алчевске, который украинцы точно не смогли бы взять сходу — много промышленности, служившей нам укреплениями. Но получать снабжение из центра мы уже не могли, трасса была попросту перерезана.
Мы предприняли несколько неудачных попыток штурма луганского аэропорта, чтобы разжать кольцо. Там был развернут большой гарнизон, авиация доставляла снабжение.
Но к началу августа и мы вышли на другой уровень взаимодействия. У ополчения появилось единое командование, отряды стали действовать гораздо более организованно, нежели раньше, наладилась координация. К тому же поток добровольцев вырос многократно. Инициатива понемногу стала возвращаться к нам.
Спустя месяц тяжелых боев ополчение смогло прорвать окружение. Выбили их из аэропорта, восстановили сообщение с Донецком
Александр Жучковский, волонтер, журналист, автор мемуаров «85 дней Славянска»
Так получилось, что я покинул Славянск за два дня до общего отступления. Игорь Стрелков приказал нам вывезти из города медиков, раненых и нескольких погибших.
Уехали в Донецк по последней не заблокированной дороге. Той же ночью кольцо вокруг нашей крепости захлопнулось окончательно
Но самого прорыва я не застал. Конечно, мы все были страшно вымотаны.
Вадим Иловченко, командир батальона территориальной обороны
Про отступление из Славянска и Краматорска я узнал в ночь, когда оно собственно и началось. Соблюдалась строжайшая конспирация. Наоборот, всячески распространялись слухи, что скоро к нам на помощь придет большое подкрепление.
Но ситуация и правда была печальной. Мы рассчитывали продержаться до прихода российских подразделений. Надеялись, что помощь рано или поздно придет. Но получилось, как получилось… К началу июля нам стало нечем уничтожать тяжелую технику врага. Из пяти РПГ — три давали осечку. Про истощенный боекомплект вообще молчу.
Накануне выхода со мной связался Игорь Стрелков и сказал: «Ночью, возможно, ожидай проверку». За полночь он прибыл в город со своим отрядом, прорвавшись через блокпост на дороге. Спросил, как обстоят дела с обороной.
Приказа отступать он сразу не объявил. Но по его глазам я и сам все понял
Приказ на эвакуацию поступил только утром. Собрал офицеров и распорядился сообщить бойцам. На их лицах читалась полная растерянность.
Мы верили, что пришли сюда защищать людей. Пришли раз и навсегда. И, скажу честно, были готовы там и умереть. А тут как гром среди ясного неба… Никогда не смогу этого забыть
Часть бойцов моего отряда объявила, что продолжит сражаться под началом других командиров. Многие остались, например, у Игоря Безлера. Но мне пришлось вернуться в Россию. Я попал в больницу, в палату интенсивной терапии.
Александр Семенов, прапорщик в отставке, сотрудник благотворительного фонда
Когда начались бои за поселок Металлист, расположенный на дороге к городу Счастье, я служил в батальоне «Заря». Мне поручили вывозить раненых с передовой и доставлять боекомплект.
Бои были очень тяжелые и страшные. Я не знаю, откуда наши ребята брали силы сопротивляться. Без конца продолжалась непонятная мясорубка
Поселок располагался между двумя высотами: одну контролировали мы, другую они. И сражения шли преимущественно в низине, где все передвижения легко читались обеими сторонами.
Потери были тяжелейшими. Но именно тогда, как мне кажется, ополчение из разрозненных отрядов начало превращаться в единую и грозную силу, настоящую армию
Костяк большинства подразделений, конечно, все еще составляли казаки. Но на войну также стали стягиваться люди, не имевшие в прошлом вообще никакого боевого опыта. Их было все больше и больше с каждым днем. И совсем юные ребята, как я, и 40-летние мужики.
Многие тогда говорили, что это война 40-летних. С молодыми тоже все понятно, горячая кровь. А вот людей возрастом между этими двумя группами было меньше всего. Но оно и понятно, семьи, маленькие дети… Только-только обустроились в жизни, а тут война.
Осознание происходящего, конечно, приходило долго.
Поверить в происходящее до конца я смог, наверное, только спустя несколько месяцев войны. Просто потому что мозг отказывался осмысливать происходящее рационально. Вот ты работаешь учителем, обучаешься в университете, и вдруг раз — и ты под огнем
О дальнейшей судьбе ополченцев
Александр Жучковский, волонтер, журналист, автор мемуаров «85 дней Славянска»
После Славянска воевал в Снежном, но начиная с августа я стал больше заниматься снабжением, большой гуманитарной программой.
Если в первые месяцы войны я был неистовым милитаристом, то впоследствии стал воспринимать происходящее с горечью и сожалением. Но из Донбасса я так и не уехал. Женился здесь, вскоре появился ребенок…
На самом деле в жизни каждого человека, кто оказался на войне, рано или поздно наступает выбор: или ты растворяешься в ней полностью и теряешь себя, либо нужно уезжать, чтобы сохранить психику. Физически уехать с войны я так и не смог, поэтому уехал от нее ментально. Просто со временем стал игнорировать происходящее, погружаясь в другие дела и заботы.
Война не жила во мне, я абстрагировался от нее
На самом деле и сейчас, когда я продолжаю служить в армии, исповедую тот же подход. Война не должна разрушать твою личность, иначе пути назад уже не будет.
Александр Семенов, прапорщик в отставке, сотрудник благотворительного фонда
Мне пришлось отлучиться с Донбасса осенью и отправиться в Крым, чтобы навестить отца. Пришлось задержаться на полтора года, но потом вернулся.
Сказать честно, замучила совесть — идет война, а я в тылу
Когда я приехал в Луганск снова, никакого ополчения уже не было, мы стали Народной милицией. В ней я и прослужил до самого начала СВО, пока не подорвался на мине в первые недели боев.
Я попал в, скажем так, непростой батальон. Дослужился до заместителя командира разведгруппы.
Несмотря на длившееся перемирие, мы ежедневно готовились к новым боям. Тренировки не прекращались вообще никогда, мы понимали, что рано или поздно все вспыхнет вновь
Да и украинцев перемирие особо не волновало никогда. Как стреляли, так и продолжали стрелять, только в меньшем масштабе.
Испытывали ли мы отчаяние, что останемся непризнанной республикой навсегда? Не скрою, такие чувства накатывали порой. Но, как я уже говорил, для многих из нас пути назад не было. В Луганске у меня не было ничего.
Я знал, что рано или поздно вернусь в свою родную станицу с оружием. Это был просто вопрос времени.
Перед началом специальной военной операции, признаюсь, я испытывал ощущение эйфории. Просто потому что я мечтал отвоевать свой дом. И когда они, украинцы, побежали, я почувствовал невероятное удовлетворение. Ведь ждал этого очень и очень давно
Виталий Киселев, полковник в отставке, военный эксперт
Это моя земля. Куда я мог отсюда уехать? Даже когда подписали перемирие, я не терял уверенности, что мы рано или поздно войдем в состав России.
Я прекрасно понимал, что происходит у нас, осознавал, что конфликт не решится ни за год, ни за два, что будет большая война
Поэтому, готовясь к этой войне, мы были уверены, что Россия нас признает.
Еще в октябре 2014 года указом главы республики меня назначили полковником Народной милиции, заместителем командующего по работе с личным составом. А дальше нам предстояло сформировать новую армию, обученную и регулярную армию. Когда меня спрашивают, почему ты не женат, я отвечаю — женился на Луганской народной республике.
Этим, наверное, все сказано.
Если ты хочешь что-то сделать, надо отдаться делу полностью. Все, что у меня было, я положил на кон победы. Русские, живущие здесь, бились не за привилегии, состояние или право заниматься политикой. Мы бились за свою свободу
Вадим Иловченко, командир батальона территориальной обороны
После того как поправился, я сразу связался с Игорем Стрелковым, ожидая получить приказ сражаться дальше. Но к тому времени его уже выдавили из региона, и я не буду раскрывать подробности на этот счет. Скажу только, что у командиров первой волны сложились крайне негативные отношения с руководством республики. Кто-то попал в застенки по политическим мотивам, другие пропали без вести… Я остался в России и занялся гуманитарной помощью.
На днях я посмотрел несколько документальных фильмов на федеральном телевидении, посвященных годовщине событий в Славянске. Меня поразило, что ни в одном из них не были упомянуты бойцы нашего отряда. Ни одного имени.
Сражались будто абстрактные и безликие «сторонники федерализации». Но это ведь не так… Мы сражались, чтобы Донецкая народная республика стала частью России
Да, это был беспрецедентный авантюризм. Мы шли в неизвестность, не понимали, поддержат ли нас люди, воевали с гладкоствольными ружьями…
Когда меня спрашивают, чего вы добились этим восстанием, я отвечаю просто: мы дали Донецку несколько месяцев подготовки к бою. Дали время создать свое ополчение, укрепить оборону, не допустить прорыва в город и повторения событий в Одессе. Вокруг Славянска и Краматорска были собраны практически все боеспособные части Вооруженных сил Украины. Донецк и Луганск не были готовы сражаться с врагом. И когда я приехал туда летом, для меня было ужасом узнать, что там до сих пор остаются не разоруженные воинские части Вооруженных сил Украины. Это как вообще можно было понять?!
Видимо, кто-то из новой власти решил, что славянскому ополчению следует остаться героями. Мертвыми героями. Потому многих потом и выдавили за пределы региона.
В это же время за эти несколько месяцев в Донбассе появились другие отряды, которые решили сражаться, несмотря ни на что, — «Восток», «Пятнашка», «Оплот». Появились они именно в те дни, когда мы обороняли Славянск и Краматорск. Я низко кланяюсь им в пояс, это настоящие герои.
Но прошу, не забывайте тех, чьими усилиями вы смогли все это создать. Если бы не было обороны Славянска, не было бы Донецкой народной республики. Это совершенно точно
